Дахау (Dachau) был первым концентрационным лагерем на территории Германии. Основанный в 1933 году, он первоначально использовался для содержания преступников, позже свозили сюда и политических. С осени 1941 года лагерь стал местом, где совершались массовые убийства советских военнопленных. Прибывших – а это были в основном офицеры – отправляли на стрельбище полигона СС, там и расстреливали. Лишь около десяти процентов военнопленных оставались в живых. Больных умерщвляли инъекциями бензина. Близ стрельбища в Хебертшаузене росли безымянные могилы.
И только весной 1942 года массовые расстрелы прекращаются. Рабочих рук не хватало, а потому к ликвидации пленённых военнослужащих гитлеровцы стали подходить более избирательно.
С марта 1942 года в лагерь поступают восточные рабочие, причем не только русские, но и поляки, чехи. Вот, видимо, среди этих первых «остарбайтеров» в лагере оказался и Николай. Беглецов разделили, больше своего попутчика и товарища Николай не встречал. Вместе с другими прибывшими в эшелоне после проверки и дезинфекции он был помещён в карантинный блок.
Началась другая жизнь. Собственно, это не была жизнь в прямом понимании этого слова. Это было существование на грани разумного. Борьбой за жизнь, выживанием, прочими фразами, где образующим стоит слово «жизнь», всё то, что с ним происходило последующие годы, назвать нельзя.
Три года он провёл в лагере.
Три страшных года. Тяжелейший режим, где сну отведена малая толика времени, где руки и ноги заняты неким делом, о смысле которого он не мог думать. Мозги отказывались работать. Страха перед болью, смертью, каким-то насилием уже не было, были инстинкты.
Окрик. Жди удара. И он сгибал голову и внутренне сжимался. Построение колонной на работы. А там уж то ли кирка, то ли лопата, носилки, да какая разница, что у тебя в руках? Делай, что говорят. Обед. Пустая, чуть тёплая похлебка. Вновь команда. И он бегом выполняет её. Не выполнить значит умереть. Ко сну. Бегом на нары, пока место твоё не занято, и сон, как обморок, глубокий, без снов и сновидений. Команда на подъём. И он встаёт. Думать некогда. Всё на инстинктах. И так каждый день.
То, о чём я рассказываю, не вымысел.
В 1976 году я познакомился с Николаем. Конечно, это был уже не тот узник концентрационного лагеря Колька, это был степенный, на вид крепкий, высокий мужчина, Николай Архипович Краснокутский, прапорщик, уважаемый человек. Мне в ту пору было двадцать семь, а ему чуть за пятьдесят. Я был замполитом дивизиона, где служил Николай.
