Тонким сдавленным голоском, который порой употребляла как Анна, Люси произнесла:
– Но ведь здесь все такое ветхое, Вилли…
Дилану понравилось слово «ветхое». Изъеденный временем камень, крошащийся и падающий вниз. Он ответил, представляя себя Вилли:
– Так оно и есть довольно ветхое, мисс Теллрайт. Совсем как работа моего отца.
– Но это не значит, что вам позволено настолько превысить арендную плату. Вы должны сказать об этом мистеру Прайсу.
– Он наверняка поймет. Загляните как-нибудь в офис.
Так, ведя себя как персонажи пьесы, они продолжили осмотр, пока Люси, стоя на верхней площадке башни у зубцов парапета и осматривая окрестные поля, не заметила вдали фигуры Элисон и Родни. Она тут же напряглась всем телом, как это сделала бы и Анна Теллрайт.
– Вилли!
– Да, мисс Теллрайт?
– Вы захватили с собой бинокль?
– Да. – Родни протянул ей бинокль.
Люси снова посмотрела на две фигуры, которые теперь слились в одну.
– Могу я тоже взглянуть, мисс Теллрайт?
– Пожалуй, не стоит, Вилли. Нам нужно обсудить арендную плату. – Она отвернулась от парапета. – Мой дед совершил плохой поступок.
– Вы, наверное, хотите сказать – ваш отец, мисс Теллрайт?
– Конечно, именно это я и имела в виду – мой отец, старый скупердяй, которого я и люблю и ненавижу в равной мере.
– Но что плохого он сделал вам, мисс Теллрайт? В конце концов, он управляет предназначенным для вас наследством.
Люси вышла из образа Анны. Она снова взглянула вдаль через поля, к линии горизонта.
– На самом деле у меня с Анной не так уж много общего. За исключением того, что ей уже есть двадцать один год[43], а мне еще только исполнится шестого августа. Мой дедушка всегда говорил, что на двадцать первый день рождения я получу наследство. Теперь он начинает отступать от этих слов.
Их руки лежали на парапете – еще полдюйма, и они соприкоснулись бы.
– О, я не должна была бы рассказывать обо всем этом. Он всегда просит не посвящать других людей в наши дела.
Дилан не представлял, что сказать на это. Наследство и перспективы его получения были чрезвычайно далеки от его жизненного опыта. Он пытался напрячь мозги, но слова не шли на ум. Лишь скрываясь за фасадом роли, он мог излагать свои самые сокровенные мысли.
– Мне-то ты можешь сказать. В конце концов, я ведь по пьесе тот самый Вилли, который обожает тебя. И он под конец умирает, так что твоя тайна умрет вместе с ним.
Люси повернулась к нему и улыбнулась:
– Моя тетя Ада – мисс Фелл, которая живет этажом выше – была лучшей подругой моей бабушки. Она считает, здесь что-то нечисто. Тетя Ада уверена, что я должна получить наследство от моих родителей, когда стану совершеннолетней. Но я ничего не могу узнать от деда. Когда я спрашивала его напрямую, он всегда отказывался говорить. А я должна уехать отсюда. Я считаю… О, это звучит так ужасно, что я не решаюсь сказать.
