Мы никогда не возвращались к этому, ни разу, да и зачем, странно, ревность, изорвавшая меня буквально в клочья словно испарилась, исчезла, расстворилась, канула в небытие будто ее и не было чуть ли на следующий день. Тогда почему она непрестанно терзает годы спустя по отношению к другой женщине?C чувством этим жить нельзя, но ведь жив же я и даже строки эти роняю, руки мои не дрожат как и не частит пульс и дыхание не сбивает и не кроет испариной кожу в день и час тот, когда ты принадлежишь другому. Живое воображение, фантазия, рисует все как на ладони в подробностях наимельчайших, но я спокоен, застывший мужчина с застывшим взглядом и непроницаемым лицом.
На всю оставшуюся жизнь память не загасить, да и ни к чему это, так, баловство одно, вздор чистый, детство неисправимое, гимназианство, ей Богу, за самого себя стыдно, но если ее, поганую силой не прихлопнуть – очень может статься – она прихлопнет тебя самого. Не позабыв перед тем, как накрыть плитой могильной, крепко – накрепко пристукнуть крышку.
В ещё Аргентина была и Боэдо было с исчезающнй вдали фигурой неспешно бредущего худенького, беленького, невысокого, одетого прилично человечика, херувимчка, такого всего из себя чуть ли не воздушного, одухотворенного, прозрачного и из себя светлого… в номер которого через несколько суток своим ключем открыв двери войдет тихо хозяин, высокий такой, здоровый и черноусый, присядет удивленно и уставится молча на распростертое тело безжизненно распластаное лицом ниц на кровати неприбраной. Вздохнет затем горько так, протяжно, понимающе и сожалеюще, совсем как Милан на мансандре, что прямо за собором Святой Магдалены и перекрестится, тихо что – то про себя шепча.
Знал ли я тогда, тогда и тогда, что такое ревность есть? Нет, не знал.
Привет. Привет! Как дела? Да ничего, так себе, жить можно. Давно был в (называет гадючник)? Вчера. Ну и как? Да как всегда. К тому же пьян был. С Мишей в (называет другой гадючник)? Та не (после некоторой паузы), с проституткой. Так что, с ней и напился? Ага.
Ты позвонила более чем после полугодичного перерыва. Весь день бродил по бодворку словно вываляный в грязюке, потеряный, одинокий, опустошеный, думая о тебе. Постоянно думаю о тебе. Надеюсь скоро это безумие закончится. «О чем ты думаешь, когда часами не высускаешь из рук отбойный молоток?», интересуется формен. Знал бы о чем – забрал бы молоток. А ты вот взяла и позвонила. Более чем после полугодичного перерыва. Почувствовала?
