– Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
– Да, прокуратор, – ответил секретарь.
– Что же он?
– Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор синедриона направил на ваше утверждение, – объяснил секретарь.
– Приведите обвиняемого.
Двое легионеров ввели и поставили перед прокуратором человека со связанными руками, одетого в старенький хитон.
– Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм? – тихо спросил прокуратор.
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
– Добрый человек! Поверь мне…
– Это ты меня называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно. Кентуриона Крысобоя ко мне.
Появился высокий, плотный, широкий в плечах кентурион.
– Преступник называет меня «добрый человек».
Объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
Крысобой щелкнул плетью.
– Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить. Стоять смирно. Ты меня понял или ударить тебя?
– Не бей меня. Я понял тебя, – ответил арестованный.
– Имя? – прозвучал голос прокуратора.
– Мое? – спросил арестованный.
– Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
– Иешуа, – ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри.
– Откуда ты родом?
– Из города Гамалы.
– Кто ты по крови?
– Я точно не знаю, я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец.
– Где ты живешь постоянно?
– У меня нет постоянного жилища, я путешествую из города в город.
– Это можно выразить короче, одним словом – бродяга…
– Нет! – раздался резкий голос из зала.
Сидящие в первых рядах обернулись. С тринадцатого ряда одиннадцатого места поднялся пожилой мужчина и, ударив тростью об пол, громко повторил:
– Нет! Этого не может быть! – и стал спускаться к сцене. За ним пошли двое сопровождающих.
На сцене произошло замешательство. Актеры в недоумении переглядывались, не понимая, что происходит.
Пожилой мужчина поднялся на сцену и, подойдя к актеру, игравшему Понтия Пилата, еще раз произнес с явно выраженным акцентом:
– Нет! Это никак не может быть, уважаемый Иван Анатольевич.
В зале царила мертвая тишина.
На сцену из-за кулис выскочила худенькая, среднего роста, с бешеным выражением на аскетическом лице, помощник режиссера.
– Гражданин, что вы себе позволяете? Вы мешаете работать артистам. Я полицию вызову.
– Кресло мне, – приказал мужчина, обратившись к сопровождающим.
Худой махнул рукой, и рабочий сцены вынес кресло.
