Парень вышел из дежурки и по эскалатору стал спускаться вниз в метро. Азазель в это время поднимался по эскалатору вверх. Увидев своего клиента, он сначала удивился, а затем крикнул:
– Стоять!
Тот обернулся, улыбнулся и помахал рукой в знак приветствия.
Азазель ворвался в дежурку.
– Зачем вы его отпустили?
– А что он сделал? – спокойно спросил дежурный.
– Заявления от пострадавшего нет, свидетелей нет, в чем его обвинять? Он сказал, что вы его замели за то, что он нерусской национальности, и потребовали взятку. Это, голубчик, уже пахнет сепаратизмом и должностным несоответствием.
Азазель, блеснув зелеными огоньками в глазах, равнодушно посмотрел на сержанта и вышел из дежурки.
– Ну, вот и порядок, – заржали блюстители порядка. Потирая руки, старшой открыл стол и достал доллары. – Две тебе, три мне.
Младший взял доллары и хотел сунуть их в карман, но что-то его остановило, и он стал их рассматривать.
– Они же фальшивые.
– Как? – не понял старшой. Он достал доллары. На банкноте вместо президента было лицо улыбающегося Азазеля.
Профессор налоговой службы, заваленный папками, сидел за столом, уткнувшись в бумаги. За соседним столом сидел Соломон и время от времени посматривал на профессора.
– Ищи, ищи, только зря время теряешь.
Соломон действительно был великим комбинатором в бухгалтерских делах. Он воровал в рамках закона, много для Вортана Бариновича и немного для себя. Ни одна налоговая проверка не могла найти криминала, хотя понимала, что он налицо, и от этого злилась. Гнев гасили вливанием зеленых банкнот.
«Может, сразу дать, чтоб не мучился», – подумал Соломон.
В комнату вошла секретарь.
– Чай, кофе?
– Что вы желаете? – спросил Соломон у профессора.
– Нет-нет, ничего.
– Не отказывайтесь, чай у нас настоящий, индийский, кофе из Бразилии, – подойдя к нему, проинформировал Соломон, заодно заглянув в документы, которые листал профессор. – Леночка, пожалуйста, свари нам кофе в турках, по-турецки, и что-нибудь такое, сама понимаешь. Он сел за стол, взял ручку и продолжил писать, но в голове вертелась одна и та же мысль.
«Дать или не дать, сейчас или потом? Не надо спешить, клиент должен созреть».
Он скомкал незаконченное письмо и бросил в урну. За окном вечерело.
Сторож закрыл ворота на замок. На аллеях зажглись фонари. К ярко освещенному подъезду Дома культуры имени Павлика Морозова потянулся контингент.
Изолятор, в котором имел честь находиться Сема, представлял собой шикарные апартаменты, состоящие из гостиной, кабинета, спальни и бассейна со всеми сантехническими удобствами, вроде того представительского люкса гостиницы «Метрополь», в котором поселился иностранный гость, а может быть, и лучше, а может быть, и тот же самый. Во всяком случае, антикварное кресло, в которое в данный момент с неподдельным удовольствием вживался Симеон Иванович, натурально было то же. Сема прекрасно понимал, что его нынешнее положение – результат вражеский действий «не тех людей», но сожаления и обиды на них в душе не было, а даже наоборот, душу щекотала тихая, стыдливая радость. Сема сам удивился тому, как с помещением его сюда изменились его мысли. Как-то смягчились в памяти плохие воспоминания, и приходили только хорошие.
