Сева перевернул снимок. Сзади, на желтоватой бумаге быстрым почерком Еремея Павловича было нацарапано объяснение: Олимпиада Викторовна, 46 лет. По ошибке выпила воду, в которую ее малолетний сын подмешал змеиного порошка, вследствие чего язык женщины видоизменился и стал напоминать раздвоенный змеиный. С этой проблемой она и поступила в здравницу. Жива.
Сева облегченно вздохнул. Все-таки угадывать недуги таким способом было довольно забавно. Он взялся за новый снимок, решив пока оставить без внимания ключ, медальон и зеленую пупырчатую перчатку. Он опять долго всматривался в изображение, водил по нему пальцами, потом закрывал и открывал глаза. В голове носились разные мысли, но вот что удивительно: они все проскальзывали мимо, не останавливаясь. Сева не чувствовал ничего определенного. Он словно переживал кучу ситуаций и случаев одновременно, и из этого можно было вывести, что либо с незнакомцем за одно мгновение произошло очень много всего, либо он был…
– Мертв, – прочитал Сева на обратной стороне фотографии и ощутил холодок где-то в области затылка.
Вдруг дверь в кабинете Еремея Павловича распахнулась, и Сева различил мелкие быстрые шажки помощника Мышки. Он встал было с кресла, но услышал другой голос, не принадлежавший Мышке. С помощником Еремея Павловича пришел еще кто-то, кто говорил очень торопливо и тихо. Сева сел обратно в кресло и замер: кроме Мышки, молодого лекаря с блеклым лицом и удивленно приподнятыми бровями, и самого Севы, никому не разрешалось входить в этот кабинет.
– Что с настойкой Переуска? – спросил второй голос.
– Будет завтра. Я встретил Мертвецкого по дороге вниз, он сказал мне, – отозвался Мышка, не покидая, однако, кабинета, и Сева услышал, как выдвинулся ящик стола. – Ну и дела! Бессловник в нашей здравнице!
Сева напрягся, услышав это.
– Где он? – спросил второй, незнакомый Севе голос.
– Третий уровень подземелья, в секретном крыле. Еремей Павлович просто опешил, когда узнал, да еще и эта сумасшедшая старуха с видимыми мыслями… Черт возьми, куда же он убрал его дело?
– Ты туда пойдешь?
– Нет, смеешься? – откликнулся Мышка. – Кто же меня пустит в секретное крыло? Бессловник очень плох. Он в бреду, разум помутился, он все твердит… твердит об опасности… Я слышал, когда его доставили сюда. Он что-то кричал. Вот уж не знаю, как он отбился. Как он сбежал от Старообрядцев в таком состоянии? А, вот оно! Есть! Немов Лев Маркович!
Услышав имя, Сева непроизвольно вздрогнул: он знал, о ком идет речь. Немов Лев Маркович, отец Артема. Бессловник, пропавший несколько месяцев назад и уже негласно считавшийся погибшим. Сева иногда думал о том, что все могло обойтись, как с профессором Звягиновым. Бессловник мог просто находиться под прикрытием Светлого сообщества, потому что кому-то было удобно, чтобы Темные считали его мертвым. Но нет… на этот раз все пошло не так.
