Улите казалось, что наступили самые черные дни в ее жизни.
«Шкода» перестала вдруг заводиться, на ремонт денег нет. Квартира, которую надумала сдавать, «пришла» к ней обратно. Режиссер в театре становится потихоньку хамовитее и хамовитее, — значит, без «подпитки» рекламы ваша недолгая последняя песенка спета, «великая Грета Ильина» или, если хотите — «Улита Гарбо»… «А что, красиво!» — усмехнулась она. И отдраила квартиру, что делала всегда, когда приходилось совсем плохо. И тут, как всегда неожиданный, пахнущий ветром и волей, — Макс!
Она так ему обрадовалась! И так загрустила. Что даже не смогла бы решить, чего больше: грусти или радости. Скоро, очень скоро он прозреет и перестанет к ней ездить. Платонически сидеть вечерами и беседовать о всяких тонких, рвущихся от прикосновений покрепче материях — жизни, любви, смерти, вере…
Макс кинул на стол рукопись бедного Леонида Матвеича. Улита даже не глянула на нее. Они увидели друг друга, и все было забыто. И вот, пожалуйста, звонок в дверь. В квартиру ввалился Казиев. Он сразу же ощутил, что Улита (Макса не видел пока, тот оставался в комнате) какая-то странная, благостная, что ли? А не жесткая, как обычно при его появлении… Странно. По его данным, Улита должна бы валяться в рыданиях… А он на вершине! Потому ему захотелось поразвлечься и «поразвлечь» свою бывшую супругу, это значило хорошо ее позлить, а самому посмеяться и повеселиться над ее беспомощной злостью. Но сделать это элегантно и совсем не грубо. Впрочем, Казиев совершенно искренне считал, что грубить он совершенно не умеет. Тем более — дамам?
На вершине он был вот почему. Ему позвонила Тинка и, визжа от счастья, сообщила, что у нее рукопись сценария, который она лично достала у того старика «из Ниццы»! «…Но ведь, правда же, рукопись от старика! Только она — Леонида Матвеичева… Это не важно. Тебе нужен сценарий? Нужен. А сообщать, что и от кого… Сам увидит. Ангел же говорила, что «переживательно»!.. — рассуждала вполне здраво, с некоторыми допусками, скажем, и по своему разумению, Тинка. Услышав, что она лопочет, Казиев спрыгнул с тахты, на которой валялся в безрадостных раздумьях, и закричал, чтобы она приезжала к нему немедля, что он так скучал по ней! На что Тинка как-то странно помолчала и ответила, что сейчас она никак не может, а вот утром… (Девчонки ждали Макса, а он все не появлялся. Ну уж утром они его достанут, вместе с рукописью! Ангел волновалась серьезно.) Тогда Казиев, сердясь, предложил приехать сам. И на это Тинка опять странно помолчала, будто советовалась с кем-то, и снова сказала, почти слезно, что сейчас — никак, а вот утром…
