— Но что же нам делать? — спросил Стеттон.
— Паспорта необходимы?
— Обязательны! Все дороги из города охраняются.
— Тогда мы должны использовать это наилучшим образом. Вы хорошо сделали, что вернулись. Виви напугалась. Кто-то топал взад и вперед по передней комнате, будто хотел разнести дом. Где мы? Кто был тот, что ночью спас нас? Я не видела его.
— Он сказал, что русский, — ответил Стеттон. — Кстати, мы должны поблагодарить его, прежде чем уйти.
Я не видел его сегодня утром. Возможно, мы обязаны ему жизнью.
Они приготовились уходить. Виви, много лет проведшая в женском монастыре, цеплялась за руку Алины, очевидно ошеломленная тем, что внезапно попала в самый водоворот жизни. Пока они шли в переднюю часть дома, она продолжала бормотать себе под нос молитву.
Стеттон, который шел впереди, остановился и постучал в дверь комнаты слева. После короткого ожидания до них донесся хриплый голос:
— Войдите.
Стеттон взглянул на Алину. Она кивнула, и все трое вошли внутрь.
Бородатый человек сидел в кресле у окна, держа в руках что-то, что могло быть фотоаппаратом. Увидев женщин, он поднялся и поклонился.
— Мы задержались, чтобы высказать вам свою благодарность и попрощаться, — сообщил Стеттон. — Я уверен, что вы, сэр…
— Ты?! Mon Dieu![1]
Это воскликнула Алина.
Крик еще стоял в ушах Стеттона, когда он увидел, как лицо мужчины стало мертвенно-белым от внезапных и сильнейших эмоций. И не успел Стеттон сделать какое-нибудь движение, как мужчина бросился мимо него к двери, закрыл ее и сунул ключ в карман.
Алина рванулась было к дверям, но затем, поскольку ее опередили, перебежала на другую сторону комнаты и встала за тяжелый стол на безопасном расстоянии; а когда чернобородый, закрыв дверь, повернулся, ему прямо в глаза смотрело дуло револьвера, крепко зажатое в маленькой белой ручке.
Стеттон и Виви стояли в безмолвном изумлении, не в состоянии ни двигаться, ни говорить.
— Стой, где стоишь, Василий! — Это был голос Алины, холодный и твердый. — Если тронешься с места, я выстрелю.
— Ба! — отозвался бородатый с величайшим презрением. Однако же стоял не двигаясь. — Можешь стрелять, если хочешь. Ты не попадешь в меня и не убежишь от меня. Судьба об этом позаботится. Она послала мне тебя, исчадие ада! Я иду; ты знаешь мою силу, Мария, я собираюсь выдавить жизнь из твоей лживой глотки вот этими пальцами.
Сделав шаг вперед, он простер руки ужасным жестом угрозы и ненависти.
— Берегись, Василий… ни шагу!
