Ох, как огорчается моя новенькая, думая, будто она проваливает экзамен!
— Я… Нам этого не давали…
И тут же дергается вперед, краем глаза я ловлю ее резкое движение:
— Инэн, расскажите, если знаете, а я…
— А ты, значит, хочешь быть выдающейся прямо сейчас уже в том, что узнаешь что-то, другим выпускникам незнакомое?
Поворачиваюсь и смотрю, как она теряет свой возбужденный румянец. Надо же, какая цветная молодость!
— С чего вы…
— Не дуйся. Но не забывай, с кем имеешь дело.
— Нам говорили, что Основатели не могут на нас смотреть без нашего разрешения.
— Возвращайся, донеси на меня.
— Мне говорили, вы одна из лучших, вы слышите больше других.
— Странная у тебя подготовка: одно не давали, другое давали неверно.
— И все-таки про Первый, — затягивает она.
Не надо мне было заводить этот разговор. Раз лучшая из новых не знает, почему мы остались лишь там, где остались, значит, Старшие не нашли ответа. Могли бы уже что-нибудь сочинить, совсем не обязательно, что правдивое. Просто чтобы было. И мне бы не пришлось заполнять эти пустоты.
— Известно, что, когда мир разлетелся, уцелели только те несколько сотен, кто находился на этой грани, с внешней стороны, — тыкаю пальцем в траву. — По блуждающим легендам, которые всюду просачиваются, это были лучшие представители обоих народов, что-то вроде мирового Совета.
Новенькая вспыхивает любопытством. Она уже не просто часть какой-то сильной семьи, она уже нарисовала себе немыслимо могущественных предков до самого зарождения жизни.
— По заявлениям тех, кто говорит, будто знает устройство мира, считается, что этот осколок — один из бывших полюсов. Но это заявление ничего не дает, как ты сама понимаешь.
Она торопливо кивает, воодушевленная предыдущей версией про Совет.
— По одному слуху, на этой грани располагалась общая тюрьма. И все мы — потомки преступников, предавших каждый свой народ в его устремлениях или надеждах.
— Как преступников?! — охает Сатс, и щеки ее бледнеют.
Ну вот, теперь она у меня на крючке. Теперь на любопытстве она будет какое-то время меня слушаться, как того, кто больше знает и кто ближе к основам мира.
— Тебе не хочется быть потомком преступников?
— Нет, — она мотает головой. — А вам неужели бы хотелось?
— А мне все равно. Но тебе, раз уж очень не хочется иметь отношение к слуху о преступниках, еще раз советую непреступать никаких границ и слушаться меня во всем, в каждом шаге. И если я тебе прикажу не дышать, значит, умрешь, но воздуха не тронешь. Ясно?
