– Разве у меня?.. Да, для вас он странный… и дикий…
– Хотелось бы знать, почему вы так уверены, что и моя работа не нужна была Богу? Ведь вошел же первым в рай разбойник? Меня, к примеру, всегда утешала эта мысль. Раз он там, то… то и другие могут…
– Так ведь вошел он туда не с мягкого дивана! А с креста! Эта мысль вас не утешала никогда? Да вы только представьте себе все эти страдания: тело подвешено, мышцы рвутся, кости трещат, нещадно палит солнце, глаза и все тело облепляют мухи, жажда туманит разум. В это время другой разбойник кричит проклятия Христу. А первый, сквозь дикую боль, сквозь невыносимую муку произносит то, что редко у кого получается сказать: «достойное по делам нашим приемлем»! Он признал себя разбойником, душегубом и – раскаялся! И только потом – оправдание Христом и рай. А вы говорите: на мне ни царапинки, ни единого шрама… Воистину вы не ведаете, что говорите!
На несколько минут в церкви повисла тишина. Молчал священник. Молчал и незнакомец, в хмуром раздумье, поглаживая искусственную бороду. Услышанное его расстроило и раздосадовало. Хоть он и пытался это скрыть.
– …Итак, вернемся к началу. Вы пришли исповедоваться, – напомнил отец Иоанн.
– Ну, да… Да, это так, – подтвердил мужчина и снова замолчал.
– Хотел рассказать… Полгода назад случилось то, что мне не хочется вспоминать. Я случайно убрал человека… Лишнего… ребенка… я не хотел… так вышло…
«Да, снова все одно и то же. Не исповедь, а сплошное самооправдание. Не хотел, так вышло… снова не виноват… вот тебе и раскаяние, – с сожалением подумал священник, ничего не говоря вслух. – Впрочем, разве он исключение? Большинство ведь таких. То свекровь плохая, или начальник, или правительство, или сосед… всякий раз причина сотворенного зла в ком-то другом… помилуй нас, Господи, грешных…»
– Оружие у кого было? У вас? – спросил он спокойно.
– Да.
– Стрелял кто? Вы?
– Да.
– Так кто же виноват? Кто убил? Само?
– … Кажется, я…
И снова стеной встала гнетущая тишина. Слышно было, как тикают часы за пустой конторкой у свечницы. На улице уже стемнело, довольно рано, как и положено в эту осеннюю пору года. В храме стоял полумрак. Давно погасли все свечи. Горели лишь две или три лампады, давая слабый и тревожный свет.
– Знаете, отец… после этого я усомнился в Боге. Почему же Он не защитил ее, эту девочку? Он же знал, что я не хотел ей смерти!..
– Вам напомнить про женщину, готовую на второй аборт? Бог знал, что она не хочет ребенка. В вашем случае, Он знал, что вы не хотели девочку убивать… вам так удобно думать. Можно обвинять, кого угодно, даже самого Создателя. Зато такой ценой выгораживать себя!.. Посмотрите, вон горят лампадки. В каких-то больше масла, в каких-то меньше. Но оно везде налито. Так же как и в каждом человеческом теле налито масло жизни и теплится ее огонек. И вот я походя задену лампаду, масло разольется и огонек погаснет. И кто будет виноват? Тот, кто налил или тот, кто пролил?
