— Сильвестре Андухар, — ответил тот.
— Боже! — присвистнул Сьенфуэгос, не удержавшись от ухмылки. — Точно, Сельвестре и есть: прямо как из сельвы вылез, чистый дикарь. Откуда ты такой будешь?
— Из Кадиса. А сам-то ты кто такой и откуда взялся?
— Зовут меня Сьенфуэгос, а взялся я оттуда же, откуда и ты: из-за моря.
— Сьенфуэгос? — удивился Андухар. — Уж не тот ли ты знаменитый юнга Сьенфуэгос, по прозвищу Силач, что плавал вместе с самим Колумбом и оказался единственным выжившим в той резне в форте Рождества?
— Тот самый.
— И что ты здесь делаешь?
— Я и сам хотел бы это знать.
— Слушай, а где мы находимся?
— Я думал, что ты мне это объяснишь, — ответил Сьенфуэгос, усаживаясь рядом.
— Я? — изумился Сильвестре Андухар. — И откуда, черт побери, я могу знать то, чего не знаешь ты? Мы искали остров Бимини, но мне уже давно стало ясно, что это не только не Бимини, но и вообще никакой не остров.
— А ты случайно не из экипажа «Морской принцессы»?
— Да, я боцман этого корабля... А ты откуда знаешь, как назывался корабль?
— Нашел на берегу его останки, и не думаю, что еще какой-нибудь христианский корабль могло занести в эти места. Что случилось с твоими товарищами?
Боцман ответил с неподдельной искренностью:
— Понятия не имею. Как-то вечером я отошел в кусты по нужде, и меня ударили по голове чем-то тяжелым, и с тех пор я о них ничего не слышал. Эти канальи захватили меня без штанов, что может быть лучше?
— Когда это произошло? — спросил канарец.
— Три года назад.
— Боже милосердный! И все три года ты вел эту ужасную жизнь?
— А что мне еще оставалось? — ответил несчастный Андухар, пожимая плечами. — Удавил бы гадов! — с этими словами он устало поднялся и махнул за спину. — Давай поговорим об этом потом, а то знаю я этих дикарей: они способны углядеть даже след ящерицы на камне. Можешь мне поверить, так легко они от нас не отстанут.
Увы, Андухар знал, о чем говорит: уже к утру они разглядели на горизонте около двадцати неумолимо приближающихся крошечных точек.
Они прибавили ходу, но вскоре стало ясно, что избитому и измученному Сильвестре Андухару не под силу тягаться в беге с дикарями, словно созданными для того, чтобы носиться по прериям в погоне за добычей, будь то зверь или человек.
Под конец, в очередной раз оглянувшись, бывший пленник вдруг упал на колени и взмолился, отчаянно простирая руки:
— Спасайся, пока не поздно! Оставь мне нож и беги!
— Ты с ума сошел? — изумился канарец. — Если они хотят войны — будет им война! В конце концов, их не больше двадцати.
