— Почему она плачет?
— С ключами не можем разобраться, — сказал Антон.
— С какими?
Бирюков показал два ключа:
— Вот с этими. От твоего дома.
На лице Солнышкиной появилось неподдельное удивление. Какое-то время она, словно завороженная, смотрела на ключи, потом повернулась к Кавазашвили и тихо спросила:
— Ты ведь потеряла запасной ключ, да?..
— Потеряла, — еще тише ответила Нино.
— Как же он к прокурору попал?
— Кто-то подбросил в ограду дома.
— Кто? Зачем?
— Не знаю.
— Ты ведь не умеешь убедительно врать, да?
— Не умею.
— А чего выкручиваешься? Ты же, как говорил Теплоухов, святая простота…
— Вика, клянусь, не виновата я в смерти Теплоухова! — с отчаянием взмолилась Кавазашвили.
Лицо Солнышкиной заалело нервными пятнами, глаза сузились:
— Оставим Николая Валентиновича в покое. Я не прокурор, чтобы передо мной оправдываться. Давай разберемся с ключом. Подбросила его, чтобы на меня тень навести?
— Какую чушь ты несешь, Вика! — с ужасом прошептала Нино. — О какой тени говоришь? Я тебя от верной смерти спасла…
— Зря старалась!
— Вика!..
— Не выкручивайся! Говори правду…
Бирюков сознательно не вмешивался в резкий диалог подруг. Обескураженная стремительным и жестким напором Вики Кавазашвили довольно быстро призналась, что солгала, будто потеряла ключ, рассчитывая хотя бы изредка встречаться в доме с Казбеком. Когда же узнала о смерти Теплоухова и о пропавшем другом ключе, пришла в ужас. Чтобы избавиться от возможного подозрения, темным вечером, накануне приезда Солнышкинои из Новосибирска, по недомыслию бросила ключ в ограду.
Добившись признания Нино, Вика победоносно глянула на Бирюкова. Встретившись с его пристальным взглядом, сразу сникла, как будто внезапно задалась вопросом: «А ради чего я так лихо выдала подругу?» Кавазашвили сидела с удрученным видом, словно ее приговорили к высшей мере наказания.
— Вот теперь, девушки, расскажите, к кому из вас и с какой целью приезжал Теплоухов, — спокойно попросил Бирюков.
Кавазашвили сделала вид, что не услышала просьбу. Солнышкина нахмуренно свела брови. Какое-то время она вроде бы мучительно боролась с противоречием обуревающих ее сомнений и вдруг, словно набравшись смелости, сказала подруге:
— Выйди, пожалуйста. При тебе не могу говорить.
Нино вздрогнула:
— Вика, прошу…
— Не беспокойся, я в своем уме, — перебила Солнышкина. — Тебя поливать грязью не буду, но правды не утаю.
Бирюков посмотрел на следователя:
— Оформи в своем кабинете показания Кавазашвили протоколом допроса.
