За один час мы обговорили героев повестушки, дали им иностранные имена, чтобы подальше отвести действие от подцензурного Советского Союза. Фамилии героев взяли из подвернувшегося под руку номера «Советского спорта»: Миллер — ученый и выходец из Мичиганского университета, репортер — Фред Честер с дамочкой по имени Линда (Линду взяли из редакции «Сельской жизни»), полицейский комиссар — Дэвид Гард (господи, чего мы там наворотили!), профессор Чвиз, инспектор Таратута…
Колода была в кармане. Внешний вид и характер каждого героя, цвет волос, если не лысый, любимые словечки, присказки и прочее записывать не стали; потом я взялся свести все в единое целое. Написать следовало быстро и с наименьшим количеством грамматических ошибок. Развернули сюжетную линию, расписали по главам, которых получилось ровно десять: по две главы на нос. Номера глав — в шапку, шапку — по кругу: какой номер вытащишь, тот и пишешь. Через три дня итог — ко мне на стол. Коллеги сразу сказали мне: Валь, пройдешься потом рукой мастера? (Уже со второй повести «Перекресток» мы провозгласили другой принцип: каждый выбирает себе главу по вкусу и настроению.) А уж причесывать повести кому-то воистину следовало. Написанный материал я взял с собой домой и несколько вечеров «притирал» героев друг к другу, кое-что перепечатывал заново и наполнял мясом скелет сюжета. Признаюсь, это было увлекательное занятие. И в конце концов удалось добиться: Миллер не был разным во всех главках и по внешнему виду, и по содержанию, и по манерам. И стилистика с темпом повествования не оказались «разноперьевыми», что часто случается у молодых соавторов. В тот вечер мы спокойно разошлись по домам, а через три дня я уже входил в кабинет Бориса Панкина, чтобы положить повесть «Кто?» ему на стол. Автор? — спросил Борис, — что за неведомый мне «фрукт» — Багряк? Я сказал Панкину: ты прочитай, а потом я тебе автора представлю.
Багряка мы придумали в последнее мгновение, желая хоть по одной буковке автора втиснуть в фамилию детективщика. Фамилию лепили и так и эдак: от Димы Биленкина взяли «б», от меня вылепили «агр» (пересолили, конечно), зато в «агре» букву «р» отдали Володе Губареву, от Ярослава Голованова в ту же «агр» зачли «г», но еще воткнули «я» в БагрЯка: мальчик получился крепенький, смышленый и резвый. Халтура и есть халтура, мы именно так и отнеслись к нашему первенцу. Впрочем, еще раз вспомню букву «п», которая стала составной Багряка по двум причинам: и по тому, что нас было Пятеро, и по нашему первому и лучшему иллюстратору Павлу Бунину. Если уж на то пошло, то пора сказать: всех героев повестей Бунин рисовал с натуры — с нас. Читатель может в Багрякских персонажах обнаружить практически всех авторов. И еще на закуску: мы даже заставили одного из героев выпить слабительное, а называлось оно «опанкин»; ну — босяки!
