Что невольница, что собака под дверью — все одно! Невольницу покупают и продают, бьют, мучают, используют все ее уменье в работе, все силы и способности, на части рвут, убивают… все можно! Захочет хозяин — отдаст невольницу замуж за своего раба. Если у них родятся дети, они станут такими же рабами. И внуки и правнуки — все они будут рабами, все потомство их будет выброшено из человеческого рода.
Так вот, в тот самый день пришел служащий из суда, сказал, что все мы проданы, записал наши имена на бумаге и объявил, что мы теперь — невольницы Латиф-бая, он купил нас, и мы до конца наших дней в полном его распоряжении, во всем должны быть покорны ему: скажет он — умри, — должны умереть, скажет — живи, — будем жить.
В помещение, где мы находились, принесли мангал с раскаленными углями. Бай сам пришел к нам и приказал одной из нас снять штаны. Мы все трое закричали: что это значит, зачем он нас так срамит? Бай засмеялся, объяснил: есть такое правило, что у раба на теле хозяин ставит клеймо, — если раб или невольница вздумают убежать, их всегда можно будет опознать по этому знаку. После этого разъяснения бай приказал слугам приступить к делу, и те, не обращая внимания на наши вопли и крики, наложили раскаленное клеймо нам на спины и ягодицы. Несчастные мои подруги, и так полуживые от страха, упали без чувств от невыносимой боли. Меня же от запаха горелого человеческого мяса стошнило, и я лежала, свернувшись в комок, почти без памяти. Немного погодя послышались крики и вопли из соседнего помещения — там клеймили парней. До полудня продолжалось это: бай клеймил купленных им рабов и невольниц…
Через неделю, когда наши раны зажили и сами мы окрепли, потому что кормили нас хорошо, давали жирную, сытную пищу, нас отправили в далекую Бухару. Мы, женщины, уселись на вещах, нагруженных на арбы, мужчины шли пешком, а всех нас окружили слуги бая верхом на лошадях. Только в день отъезда увиделись мы с Ибрагимом. Со слезами он упрекал меня: зачем я сделала такую глупость — сама себя погубила! Я объяснила, почему я на это решилась, и сказала, что бай обещал поженить нас. Ибрагим недоверчиво покачал головой.
С мучениями мы десять дней добирались до Бухары. Но бай не пустил нас в город. Он погнал нас в свой сад за воротами Каракуля. Там мы три дня отдыхали. Потом на всех, кроме меня и Ибрагима, надели чистую одежду, прихорошили немного и куда-то погнали. После мы узнали, что по распоряжению бая их повели продавать.
