Он стоял перед зеркалом в холодной, узкой комнате под самым чердаком. Неуютная, вытянутая, как стакан. Что ж, сейчас все так живут. Не Пречистенка, конечно. Тьфу, не пойдёт он больше к Исиде, ни за что.
Надя, вечно мерзнущая маленькая Надя, дерзкая поэтесса, мнящая себя имажинисткой, сидела на кровати, завернувшись в тёмно-коричневое одеяло. А зачем ей имажинизм? Ясно же – к нему, Сергею, ближе быть. Идейностью тут не пахнет. Тихая, скромная, кроткая, но это видимость. Внутри – железный стержень иудейского характера, ум, лукавство и хватка. Взгляд с поволокой задумчив. Сидит сочиняет что-нибудь? Похоже. Любовные утехи к тому способствуют. Подумал ласково: под одеялом она голая. Тоненькая девочка-тростинка. Не берёзка даже, а берёзовый прутик, розга…
Зеркало было небольшое, очень старое, пыльное будто, с отломанным слева внизу кусочком. В нём не видны мелкие дефекты лица, лёгкая рыжина щетины, да и кажешься самому себе моложе. Любовно, нежно расчёсывал свои волосы. Расчёску свою белую Сергей всегда с собой носил. У него к этому предмету было особое отношение – никому не давал его в руки. Любовался собой. А хорош он? Хорош.
Надя-злючка, скинув задумчивость, сказала ему:
– Ни к одной женщине вас так не ревную, как к зеркалу!
Рассмеялся.
– Очень себя любите! А ведь больше – никого. Нарцисс безлюбый.
Догадалась, что ему всего больнее, туда и хлестнула. Никого – потому что не её…
– Не говори, чего не знаешь. По себе меряешь, чертовка.
Исида устала его ждать. Ужасный мальчишка! И прекрасный, как ирландский эльф. Поселил в её сердце тоску, несбыточную мечту о сказке. Так все эльфы делают. Смертный потом мучается – до последнего своего часа…
Осенью в России темнеет рано. Смотрела, смотрела безотрывно в окно, на Пречистенку. В особняке с фасада был один-единственный балкон, на втором этаже, выходящий прямо на улицу. Красивый, овальный, украшенный ажурной решёткой с вензелями, словно созданный, чтобы кланяться сверху вниз поклонникам. Этот балкон был как раз в её комнате. Яркий свет она не любила, все люстры занавешивала красными или розовыми шалями. Они давали тёплый отсвет на её лицо, которое она видела в зеркале. Оно казалось не таким печальным, не таким старым. Расчёсывала меднорыжие, крашенные хной волосы.
Вскрикнула. Нет, она ничего не боялась. Просто от неожиданности. Потому что с треском распахнулась балконная дверь. Не успела ни о чём подумать. Второй её крик – радости – он заглушил поцелуем.
