Сергей не знал, сколько они ехали. Бесконечный поцелуй кружил и кружил, кружил и кружил. Он будто падал в небо в огромной, раскручивающейся спирали. Сергей не замечал ничего вокруг, кроме нежных рук Исиды, её глаз и губ. Яркий свет ещё не разоблачил её преждевременных морщин. Он видел лишь её свечение, то, что заставляло миллионы сердец трепетать на концертах. Свет её был мягкий, обволакивающий, будто розовый. Как и его? Он ведь тоже светится, он знает это. Или это её красное платье в рассветной полутьме? Непрерывное вращенье. Вдруг услышал голос Нейдера, расталкивающего уснувшего возницу: «Да проснись ты! Третий раз вокруг церкви везёшь! Венчаешь ты их, что ли!»
Сергей рассмеялся звонко, как в детстве. Вспомнились потешные, ненастоящие свадьбы, что устраивал его дед во хмелю. Эх, деревенская гульба! Повенчал! Хлопал себя по коленкам в восторге, смотрел на Исиду радостно.
«Мальчишка!» – думала она, непонимающе улыбаясь. Иляилич разъяснил. Смеялись все трое. Церковь-корабль, застрявшая на мели узких переулочков, осталась позади. Выехали на Пречистенку.
Едва соскочив с пролётки, Исида, будто извиняясь, сказала Нейдеру:
– Иляилич… Ча-а-й?!
Двое суток он был с нею, двое суток! Истомлённый покой в теле всё ещё заставлял её парить где-то невысоко, рядом с полом, но – парить. Исида не чувствовала своего тела. Так хорошо ей не было никогда. Вспоминались первые мгновения после купания, когда бросаешься, невесомая, уставшая, в бархатный, тёплый песок. С чем его сравнить, этого чудесного мальчика-гения? С морем? С бесконечной волной? Такой изменчивой, коварной, влекущей и освежающей. Он ушёл. Мучась, ходила из комнаты в комнату. С первого этажа на второй, из залы к их кровати, из спальни в кухню. Смотреть по окнам. Нет его! Она без конца твердила его имя. Русское, странное, тонкое и звонкое, как ручей. Заклинала-повторяла-звала. Она колдовала его имя – всей силой неуёмного желания. Вкладывала в незнакомые, но уже родные звуки весь жар вдруг вспыхнувшей любви.
Е-зе-нин, Се-рьё-жа Е-зе-нин! Вдруг он не придёт никогда? Сердце начинало биться, как пойманная птичка.
Сергей вернулся на Богословский, домой, под утро. Упал в кровать и проспал до двух часов дня. Как же ему сладко спалось! Ух, чудо-плясунья, с ней разве уснёшь…
Открыл глаза. Толик смотрел на него насмешливо.
Сергей кинул в него подушкой.
– Ну, как? – отозвался тот.
– М-м-м… – Сергей разлепил губы. – Сказать по правде… чувствую себя несколько… м-м-м… изнасилованным.
