Иногда боль от потери детей железными тисками перекрывала ей дыхание. Тогда она сидела целыми ночами без сна, неподвижно, прямо и безмолвно, как Ниоба, и слёзы струились по лицу. Архангел приходил к ней, не говорил ни слова, брал её холодные, мёртвые пальцы в свои, смотрел подолгу блестящими, проникновенно-серыми, сочувствующими глазами. Определённо, в нём жил святой. Так сидели они долго, часами. Его сопереживание было неподдельным и полным силы. Он словно вливал в неё доброту своего надмирного духа. В такие мгновения он больше всего напоминал ей огромного, сильного ангела. Исиде становилось легче…
Но, несмотря на все переживания, впервые за много лет она была счастлива. Жизнь – это движение. Кому, как не ей, это знать? Подумав, Исида решила, что для полного блаженства ей не хватает одного – её школы. Раз она не может организовать её заново, с нуля, и правительство Франции не хочет помочь ей, следует позвать своих первых учениц. Они, уже взрослые, двадцатилетние, гастролировали самостоятельно в Америке. Разве не должны они откликнуться на её зов? Разве, как мать, она не отдала им всё, что они смогли впитать от её гения? Разве Исида не позволила им даже ставить её имя на афишах?
Они бросили всё и приехали. Стайка прелестных нимф – Мира, Лиза, Тереза, Эрика, Марго и Анна. У Исиды созрел грандиозный план по возрождению школы. Юные девочки должны были стать её апостолами. Греческое правительство в лице Венизелоса, премьер-министра, и юного короля дали своё высокое согласие. Исиде предоставляли огромное здание Заппейон, то самое, в котором проходили первые, спустя века, современные Олимпийские игры. Что же до набора учеников и учениц, то она не сомневалась: с такими помощницами и Архангелом она свернёт горы! Осталось только выехать в Грецию всем вместе. Досадно, но у Анны случился аппендицит – пришлось задержаться. Они навещали её в больнице – тоже все вместе. Девушка лежала на белых простынях похудевшая, трогательная, большеглазая, чем-то напоминающая грустную Мадонну.
Горе Исиде! Архангел взглянул на Анну и влюбился. Когда она это поняла? Уже в Греции. Долго просто не хотела верить. Какой пыткой было наблюдать их медленное, неуклонное сближение, видеть нежность в глазах. А она-то думала, что Архангел никого не сможет полюбить после неё, не сможет ни с кем найти той же близости душ. Но её ученица, которую она любила, как любила бы выросшую дочь, перенявшая от Исиды прелесть движений. Талантливая, нежная, как цветок, выращенный её же, Исиды, руками, без тени современной вульгарности. И, увы! Юная, юная, юная. А она? Смотрела на себя в зеркало с отвращением. Что в ней осталось, кроме магии жеста? Горе и та разгульная жизнь, что стала её нормой после случишегося, быстро состарили Исиду. Она выглядит старше своих лет. Тело грузное, печальное немолодое лицо, уже отяжелевшее, седина под оранжевой хной, потухший взор, складка у губ. Нет, поздно, она опоздала. Не видать ей больше счастья – с этой мыслью-рефреном она жила день за днём. Странно. Солнце Греции светило так же яростно, как пятнадцать лет назад, когда она стояла здесь же, у Парфенона, полная сладких грёз юности, счастливая и освящённая гением танца. Но оно будто померкло для неё сейчас. Исида, как в тяжёлом трансе, как в дымке, полуоглохшая и полуослепшая, видела всё вокруг. Будто нелюбовь Архангела отняла у неё все силы жить, помутила взор.
