Когда здесь начинали лить дожди, они низвергались с божественной беспощадностью. Небо наполнялось молниями, клокотало громом. Никогда она не видела таких долгих, многонедельных гроз. Исида поняла: вот он, дом Зевса-громовержца.
К ней приезжал Лоэнгрин. Он долго лечился в нервной клинике после трагедии. Исида надеялась на любовь как на единственное прибежище, способное снова дать ей иллюзию жизни. Может, если она сможет зачать, дети вернуться к ней? Лоэнгрин не понял её порыва, не смог выносить её муку – уехал. Исида долго смотрела на дымок его яхты.
Подруга Мэри сказала ей, что тот нанятый шофёр, виновник трагедии, выпущенный из-под ареста благодаря мольбам Исиды, через полгода странно разбогател: купил домик и виноградник. Нет! Исида не могла поверить в его вину. Невозможно, чудовищно! Не может человек быть столь бессердечным. Она готова поверить во что угодно. Но странное дело, Исида всё время возвращалась мыслями к тому дню, их первому с Лоэнгрином поцелую. Бал-маскарад, Пьеро с ножом… Исида прокляла миллионы Лоэнгрина: а вдруг на самом деле именно они погубили две невинные души?!
Хорошо, что она не знала: Тед обвинял её в трагедии, в том, что она – не мать! Потому что мать – это ответственность! Между тем Тед сам меньше всего уделял времени всем своим отпрыскам.
К счастью, проводя время на Корфу, в глуши, вдали от цивилизации, Исида не знала и того, что ханжи обоих полов злорадствовали: грешница получила по заслугам!
За полгода Исида поседела совершенно – до чистой белизны кос. Однажды утром взобралась на самую высокую скалу. Внизу, отвесно, плескалось далёкое море. Голова немного кружилась от ветра и высоты. Она была совершенно одна. Чайки летали вровень с нею. Огромными ножницами коротко отрезала побелевшие густые волосы и бросила их в море – это были её дар и жертва.
Не может она больше здесь, устала от боли и страданий. Как сосуд, наполнена ими до краев. Хотелось просто бежать. Но куда? Лондон, Венеция, Римини, Флоренция, тосканское побережье. Её носило по свету, как лодку без рулевого. Спасла её Элеонора Дузе. Стареющая, больная, нелепая в своих бесформенных платьях и шляпах, без гроша в кармане, актриса протянула ей руку помощи со всей мощью своего гения. Она не говорила ей: «Довольно скорбеть». Она отдавалась горю вместе с ней, без позы и грима. Рядом с актрисой Исида поняла, почему она не могла выносить общества других людей, кроме Дузе. Они все притворялись, а подруга не играла. Она была искренна, проста и горестна. Иногда лицо великой Дузе делалось странным. Глядя в вечность и внутрь себя, она непостижимым, мистическим образом угадывала будущее.
