— Так сказано в стихах, — уклончиво отвечала Каролина. — Вот, сами можете прочесть, если угодно.
Она ему передала стихи: слова разлетались по двум страницам сразу.
— И расточительность какая! Оборотик пропадает.
— Он и всегда так пишет.
— А вы ведь думали, я в Харденберга влюблена?
— Прости меня, Господи, я думал, да, — наконец-то выдавил из себя Эразм. — Он о вас так часто говорил… Я, видно, слишком восхищаюсь братом. Вот и попритчилось, будто бы все к нему питают те же чувства. Истинно рад, что обманулся… но ведь мы оба будем точно так же относиться к… Не думайте, я не буду несправедлив к девчонке, и… Каролина, вы только поймите меня правильно, хоть мы с Фрицем были так близки, я знал всегда, что придет день, когда он во многом будет для меня потерян, и я всегда надеялся, что, когда этот день придет, я сумею довольствоваться тем, что останется на мою долю, но, Каролина, разочарование должно иметь пределы… и… хоть мы, конечно, будем точно так же относиться к…
Каролина закрыла лицо руками.
— Как он мог? Как он мог?
28. Из дневника Софи за 1795 год
Января 8 дня
Нынче снова мы были одни и все и больше ничего.
Января 9 дня
Нынче мы были снова одни и все и больше ничего.
Января 10 дня
Харденберх пришел в полдень.
Января 13 дня
Нынче Харденберх уехал и мне развлечься нечем.
Марта 8 дня
Нынче мы все вместе решили пойти в церковь но погода помешала.
Марта 11 дня
Нынче мы были совсем одни и все и больше ничего.
Марта 12 дня
Нынче все было как вчера и все и больше ничего.
Марта 13 дня
Нынче мы говели и Харденб. был здесь.
Марта 14 дня
Нынче Харденб. был здесь и он получил письмо от брата.
Марта 17 дня 1795 года был тринадцатый день рождения Софи. За два дня до этой годовщины она обещала Фрицу выйти за него замуж.
16 июня Карл, всегда отличавшийся предупредительностью, прислал два золотых кольца из Лютцена (где он стоял) брату в Теннштедт.
21 августа снова он писал из Лютцена, где, по словам его, он «прозябал» по заключении Базельского мира[43].
«Шлю тебе стремя со стременным ремнем в придачу, и две соломенные шляпы, из которых на одной я оставил ленту, ибо сие есть новейшая мода. Другую можно носить в согласии с собственным вкусом». Одна шляпа предназначалась Эразму для передачи Каролине, вторая Софи; пусть Фриц сам распределит. Посылалась еще корзинка для шитья — матушке, и, повторно, Фрицев золотой перстень, отосланный обратно в Лютцен и ныне гравированный, как Фриц просил, одною буквой «с». Работы этой не мог исполнить золотых дел мастер ни в Теннштедте, — месте глухом, где о моде на соломенные шляпы не слыхали, где даже в лавках соломенные шляпы не водились, — ни, уж тем паче, в Вайсенфельсе, где поднялся бы шум, пошли бы толки. У фрайхерра Харденберга всё не испрашивали благословенья. Самое имя Софи фон Кюн при нем не поминалось.
