Сегодня эти идеи едва ли могут показаться оригинальными, но не будем забывать, когда и кем это сказано. Целью жизни Коноэ стало уравнивание положения Японии в мире с державами атлантистского блока. Он поддерживал идею Лиги Наций, но только если это будет подлинное объединение всех стран, а не союз держав-победительниц с целью угнетения побежденных и беззащитных. Принц обрушился на «двойной стандарт», упрекая победителей в том, что они используют понятия о праве, справедливости, морали только для оправдания собственных действий (как говорится, «международное право — это то, что нарушают другие»). Коноэ нападал на нынешний «пацифизм» США и Великобритании так же решительно, как и на их прежний «беллицизм», в обоих случаях уличая их в лицемерии. Не отрицая универсально приемлемых категорий, он отказывал атлантистским державам в праве на морально-этическую монополию и предостерегал соотечественников от увлечения лозунгами «вильсонизма», как бы заманчиво, «современно» и «прогрессивно» они ни звучали. Другим объектом его критики стал «экономический империализм». Коноэ требовал подлинного равенства возможностей для всех мировых держав, потому что существование неравенства неизбежно приведет к новой мировой войне — раньше или позже. Это может стать судьбой Японии, как стало судьбой Германии в 1914 г. От прямого декларирования последнего вывода автор воздержался, но его легко прочитать между строк статьи, написанной как совет или предупреждение конференции.
Эссе было перепечатано в сборнике статей Коноэ в 1936 г., когда он считался наиболее перспективным политиком Японии. Это, конечно, не случайно. Биограф принца резюмировал: «Мы не знаем, когда и под чьим влиянием Коноэ сформулировал позиции, нашедшие отражение в его эссе. Но убеждения, провозглашенные здесь 27-летним Коноэ, остались практически неизменными. Они особенно важны, потому что продолжали влиять на всю его дальнейшую политическую карьеру» (3).
Знакомство Коноэ и Мацуока не переросло в дружбу, но связи между ними сохранялись. В двадцатые годы первый стал одним из ведущих деятелей палаты пэров, прослыв среди престарелых консерваторов «либералом» и даже «прогрессистом»; второй поступил на работу в компанию ЮМЖД, в которой на протяжении четырех лет занимал пост вице-президента (президент и вице-президент ЮМЖД назначались правительством). С началом тридцатых Коноэ выдвинулся на первый план политической жизни страны, однако не слишком активно участвовал в борьбе за власть: прямой потомок Фудзивара, некогда всесильных регентов при императорах, с которыми Коноэ состояли в кровном родстве (Фумимаро был двадцать девятым главой дома), вероятно, считал, что она принадлежит ему по праву рождения. Председательство в палате пэров вполне устраивало его. Первый кабинет принц сформировал только в июне 1937 г., хотя и ранее получал подобные предложения. Комментируя его назначение, Рихард Зорге писал: «Правительство князя Коноэ в сегодняшних обстоятельствах является самым подходящим для Японии… У него лучшие, чем у других правительств, перспективы справиться с будущими трудностями. Оно не рассматривается как переходное правительство. Оно представляет самую перспективную в данный момент попытку внутриполитической концентрации сил» (4). Не уверен, что сам принц читал статью, но мимо его окружения она наверняка не прошла.
