Роман со странностями | страница 75
Вопрос: Кому вы подавали сделанные вами иллюстрации к «Рейнеке-Лису»?
Ответ: Эти иллюстрации я подавала ряду лиц, смотревших мои работы.
Федоров перечитал написанный им текст. Вполне убедительно! И достаточно складно. Правда, одно под вопросом: 2577 называл племянника Гринбарт-Барсук, но что это за фамилия такая Гринбарт, скорее Гринберг, директор издательства в Ленинграде, арестованный совсем недавно, в таком варианте все становится четким.
Охранники подтащили стул с Ермолаевой, и Федоров протянул ей листок протокола. Она читала и читала одно и то же. Было ощущение, что эта баба уже ничего просто не понимает. Два раза она тыркалась носом, будто бы падала в обморок, но охранник держал ее за воротник, как за ошейник, и она снова тыркалась в текст, делая вид, что теряет сознание.
— Чем быстрее подпишешь, тем раньше отпущу в камеру, — посоветовал Федоров.
Она посмотрела на следователя. Впрочем, на следователя ли она смотрела? Блуждала пустым взглядом по кабинету.
— Подписывай, — напомнил Федоров. — Теряем время.
Федоров обмакнул перо в чернильницу и вставил в сжатые пальцы Ермолаевой. Она снова ткнулась в стол носом, потом долго и удивленно рассматривала себя в толстом стекле. Федоров приподнялся: что это ее заинтересовало? И улыбнулся: не узнает себя.
— Ну, — он прикрикнул. — Скорее.
Она выводила фамилию.
Федоров вздохнул. Ох, как надоели эти интеллигенты, каждый хочет какую-то свою правду, а правда одна, та, что может быть только на пользу Советской власти.
Федоров помазал страницу клеем и вложил в «дело». Оставался пустяк: передать материалы «тройке». Впрочем, «тройка» не станет тратить на таких время. Поглядит кто-то один и подпишет. А дальше, как говорится, лети, птичка! Товарняк довезет, маршрут известен...
— В камеру! — приказал он.
Ермолаеву потащили. Она висела в руках охранников, и Федорову было забавно смотреть на вогнутую ее спину «Уродка, — подумал он. — А все равно мечтает кого-то свергнуть. Только власть-то их посильнее, власть сама кого хошь сломает».
В Русском музее сохранилась маленькая, размером 15x19, цветная литография из цикла «Рейнеке-Лис». Трудно понять, отчего же ее-то, пятую картинку, по записям Федорова, как, вероятно, и четыре первых — вещественное доказательство совершенного преступления арестованной Ермолаевой — не пришили к «делу»? Может, оттого, что следователю Федорову трудно было бы отыскать в ней и «начетчика диалектического материализма», и «составителя марксистской энциклопедии», и даже «специалистов, имеющих юридическое образование», не говоря уж о «работниках ГПУ». Был просто Лис, а рядом волчиха Гермунда, в длинном, как у самой Ермолаевой, платье до пола. Три репродуктора висели над ними, вот они- то и говорили, что время наше, а не то, в котором жил «этот писатель Гете».