Беседы и общения с ней были настолько ценны для меня, что многое и теперь остается неисчезающим из души богатством.
В начале двадцатых, когда Вемишок получила назначение в Витебск заведовать художественной школой, мы расставались с огромной грустью. В Витебске она провела несколько лет, там вырастила она таких замечательных художников, как Юдин, Суетин, Нина Коган. Впоследствии они все преклонялись перед нею.
В Витебске Вера Михайловна сменила Шагала, туда приехал из Петрограда Малевич, с которым у Ермолаевой возник большой роман. Он заинтересовал ее и беспредметностью в живописи, и супрематизмом.
У меня сохранился последний автопортрет, а ее чудесные картины пропали в блокаду.
Из прошлого запомнилась одна наша поездка по Днепру.
Мой муж Всеволод Евгеньевич, как начальник кафедры Военно-Морской Академии, был вместе со слушателями командирован для практических занятий на Днепр. Местом его жительства стал военный корабль в Киеве. Нас с Тасей, как и семью своего помощника Шведе, Всеволод Евгеньевич устроил в пятидесяти километрах от Киева на берегу Днепра, совсем неподалеку от Триполья.
Деревня, где мы остановились, была прекрасно расположена среди леса, обширных полей, вблизи возвышенного днепровского берега.
Изба, которую мы сняли, была большая, светлая, окруженная огородами. Кормила нас хозяйка, жившая неподалеку.
Прогулки были замечательные, купаться оказалось вольготно, а пользоваться лодкой могли столько, сколько хотелось. И вот однажды я предложила поездку вниз по Днепру. Хотя Вемишок была на костылях, но тем не менее она сразу согласилась. Как я уже говорила, ее подвижность, сила и ловкость, жизнерадостность и энергичность просто нас восхищали.
Собрали провизию, захватили картошку, кое-какую одежду и... поплыли. Путь в шлюпке рассчитали на неопределенный срок.
Конечно, с нами была и Тася, моя дочь, ей только что исполнилось тринадцать, но она уже хорошо гребла, была вполне самостоятельной, решительной, да и подобные путешествия были для нее не впервой.
Вышли мы днем, часа в четыре. Первый отдых, как сейчас помню, сделали в восемь. Причалили к низкому берегу, разожгли костер, сварили картошку, выпили чаю и поплыли дальше. Уже начало темнеть, и вдруг на нас сзади надвигается военный корабль. Из маленькой лодки он показался громадным, даже сделалось страшно. Мы скорее пригребли к берегу, а когда корабль с нами поравнялся, мы вдруг увидели на борту Всеволода Евгеньевича. Мы ему закричали — Всеволод! — и замахали платками. Потом оказалось, что и они увидели нас. Командир приказал остановить корабль, но Всеволод Евгеньевич категорически отказался <сходить на берег>, ему не хотелось нарушать служебный этикет.
