— Я не согласна с вами: Любовь у всех с одинакими причудами; таинственность в скрытность увеличивают наслаждение… Но, вы говорили, что он вам очень много сказал?… Что-ж он сказал вам?
— После узнаешь; теперь лучше посоветуй мне: говорить ли об этой встрече батюшке?
— Не думаю. Не худо подождать немного. Это разрушит очарование; при том же, от радости, что давние желания его исполняются, он все испортит какими-нибудь намеками, что знаешь привязанность к вам знакомого незнакомца.
— Когда голубь летит в силок, то подгонят его не нужно, чтоб не спугнуть. Между тем, не мешает вам основательнее увериться в чувствах Иоанна? Слова и пламенные взгляды не есть еще доказательства истинной любви. Иоанн молод, он может забываться.
— Ты судишь о Властителе, как о человеке обыкновенном! — произнесла Клавдиана с сердцем.
— О нет, я хотела сказать только, что он Властитель, воля его, а отчет одному Богу.
— А своей совести?
— Да, конечно, и совести; но за лесть женщинам совесть никого еще не мучила.
— Слыхала ли ты общий голос, — сказала гордо Клавдиана, — что Властитель верен своему слову, как свет солнцу?… Общее мнение для меня порука.
— Верю, верю и ему и вам, Клавдиана, но скажите мне….
— Прошу тебя оставить теперь свое любопытство. После узнаешь все.
Они вошли на крыльцо и скрылись в пространных и богатых комнатах дома.
* * *
Отец Клавдианы, бывший первым Верховным совещателем, человек исполненный лени и придворного ума, занимал действительную должность при отце Иоанна. Тогда влияние его на управление было явно и заметно не только для тех, которые при дворах вымеряют рост, шаги, совесть и силу каждого сановника; но даже и для людей простодушных и недальновидных. Тогда неограниченная доверенность вполне удовлетворяла честолюбию вельможи; он не имел случая испытать зависти.
Но вступление Иоанна на царство, было для старого вельможи началом пасмурных дней. Иоанн знал, что лучший Царь есть тот, который умеет окружить себя лучшими из людей; и потому, первый верховный совещатель Сбигор Свид скоро сдал свое первенство другому.
Иоанн взял бразды правления в собственные руки, и колесница народа покатилась по гладкому пути истинного народного блага. Он имел свою волю, свой разум, свои чувства, свои обо всем ясные понятия, свое великодушие; он не хотел смотреть только на то, что ему показывали, и слышать только то, что льстило слуху, заглушало голос истинной любви, страдания и теплой молитвы.
Он знал, что Царь есть солнце, и ни один из окружающих спутников не заменит его своим холодным светом.
