— В какую западню приказал ты ехать? — продолжал он, внимательно всматриваясь в лицо неизвестного.
— К берегам Пелопонесским — отвечал он.
Кормчий вымерял глазами мнимого Эола.
— Да есть ли там место для нас? — сказал он злобно. — Впрочем, для нашего брата всякий честный человек уступит угол, даст надежный приют, куда ни день не проникнет, ни громовая стрела не пролетит!.. Не хочешь ли в пристань Напольскую? Там уж я был гостем! В заклепах Кастронских ржа съела на мне связку цепей!
— Иди исполнять, что приказано! — сказал неизвестный, удерживаясь от гнева.
— Ступай сам править кормой, молодец! — хладнокровно отвечал кормчий. — Кажется, ты не в свое стадо попал!.. Не думаешь ли отдать его под волчий надзор? Нет, друг! Как хочешь свисти, а не попадешь в ветры! Тяжела ворона для соколиного полета!..
Неизвестный не дал кончить дерзких слов, обнаруживающих тайну, он бросился на кормчего и схватил его за грудь.
— Товарищи! — вскричал кормчий резким голосом; но голос его слился с шумом бури, с треском снастей и с воем ветров.
На палубе все готовились встретить бурю. Туча, как чёрная полночь, покрыла уже все небо; только на северо-западе видна еще была светлая полоса, как трещина в стене мрачной темницы; но и она уже исчезла подобно погибающей надежде.
Нельзя было отличить моря от неба; только перед раскатом грома, в мгновение полета молнии, заметно было, что морские черные валы, оттеняемые струями пены, поднимаются как горы, а черные тучи, волнуясь, несутся от юга к северу.
Вой ветра, падение волн и перекаты грома заглушали голоса отчаянных пловцов; но они не в первый уже раз недели пламенное небо и разъяренное море.
— Что-то скажет теперь наша старая Суратская Нимфа? Кряхтит!
— Не чудо, ей скоро минет сто лет!
— За то не даром ей прозванье вековая; ребра из Телиму, а одежда из нетленного Наньму.
— Эге! ломит становую!
— Где ж кормчий?
— Чорт его знает!
— Кажется пошел спросить у Эола, куда плыть.
— Время спрашивать воли начальства; теперь, но всем грозная воля бури.
— И то правда: в царстве небесном да в беде — все равны!
— Слышишь, как бранится! Только не приведи Владычица, чтобы она съездила своей огненной плеткой по нашим ребрам! — прожжёт кожу проклятая, засмолит волоса!
— Да что ж, шутит с нами кормчий?
— Да и Эола как будто нет на корабле?
— Ломит, ломит и прочь тряпки! Прочь крылья! — раздалось вдруг несколько голосов на палубе. Порыв вихря взнес корабль на огромный вал, как на скалу, и, сбросил оттуда в бездну. Как будто со Скардонского порога упали яростные воды на палубу Альзамы, и матросы онемели.
