— А ты откуда знаешь? — искренне удивилась Маргарита, а сама думала: — Всегда в курсе. И как точна кличка Орлову — Буратино. Мало длинного горбатого носа, так и рот от уха до уха!
— Ты зубы чистишь? — неожиданно спросила Маргарита, проходя от двери к учительскому столу. — Да садись же!
Орлов нехотя отправился на свое место, продолжая говорить: — А что толку? Сегодня почистил, завтра сделал «апсик», другой и опять желтые. Вот как буду освобождаться, так начищу до блеска, пойду женщин очаровывать.
— И много было очарованных тобой?
Сидел Орлов за изнасилование телятницы. «Ходил по хлеву и в грех впал», — говорил о себе Орлов не скрывая.
— И вообще, — продолжала Маргарита, — не понимаю я твоего языка.
— Что тут непонятного? Освобожусь, женюсь.
— Я не о том. Я про «апсик» какой-то.
— «Апсик»? Не знаете? «Апсик» — глоток чифира.
— А что такое чифир, думаешь, знаю?!
— Ну вы уж, Маргарита Васильевна, дуру гоните, извините.— Орлов еще шире распахнул рот. — Сказал бы, да какой «понт»?!
— Что? — опять не поняла Маргарита.
— Ну доход, толк какой? Пачку чаю принесете? И впрямь не знающая.
— Говори да думай! — голос Маргариты стал злым.
— Вы, кажется, рассердились? Я же пошутил. Такое разве здесь при всех говорят?
За стеной кабинета директора шум, разговоры. В школе перемена. Везувия в раздражении перебирает сводки посещаемости за предыдущий день. Посещаемость хорошая, придраться не к чему. Настроение с самого утра гадкое. Не выспалась. Дочь ночевала с Ольгой. У Ольги кашель, да и ребенок она капризный. Везувии кажется, что она любит своих детей, а вот внучка почему-то ее раздражает. Директорша взглянула в настенное зеркало. Короткая модная стрижка делала лицо еще более круглым. Прядки непокорных смоляных волос с серебряными ниточками топорщились у виска. Широкие, обтянутые блестящей кожей скулы.
— Массажистка дельная, — подумала Везувия и кивнула своему двойнику. — Ну что, Калифа, глазки-то вас выдают, милая! Раскосенькие. Лобик-то низковат, носик-то толстоват. — Везувия перевела взгляд ниже: — Вот росточек ничего, а бедра, как у тети Шарихад, обширные. Где ее могилочка? Одному аллаху только и ведомо.
Директорша прошлась по скрипучим половицам, посмотрела на решетку окна.
— И тогда были решетки, а ей шел двадцать третий год. Правильно ли она прожила жизнь? Раздражение все поднималось и поднималось.
— Надо разрядиться, — подумала Везувия, — на ком бы? — в дверь постучали. Вошел завхоз школы Владимиров, высокий, широкий в плечах мужчина лет сорока, бывший работник железной дороги, инженер по образованию.
