Меня повсюду приглашали. Один раз я читал у Гарика Лисициана. Было прохладно, и он накинул на меня свой пиджак.
Поднимаясь, я сказал:
– Вот – возвращаю пиджак великого артиста.
В ответ услышал:
– …Побывавший на великом поэте…
Приехала Лесина. Закружилась параллельная поэтическая карусель. В Коктебель приехал Витя Цой со своей бандой. Они ходили от моря к своему дому, оглушительно распевая песни. Встречал я там и Игоря Талькова. Он, в отличие от Цоя, вел себя очень тихо и скромно, и на людях я его не видел. В Коктебеле мне было на редкость хорошо. Меня все признали. Очаровательные барышни в меня влюблялись, и я сам симпатизировал двоим. К одной – Оле, напоминавшей бабочку махаон, я после ездил в Харьков. А другая – Маша была постоянно с маман, которая не сводила с очаровательной дочери глаз, не отпуская ее ни на минуту. Но однажды, сидя на скамейке возле писательского кафе, я почувствовал, как чья-то ручка меня нежно-нежно гладит по шее, забирается в волосы…
После баловница, как ни в чем не бывало, вышла из-за скамейки, невинно глядя в глаза мамаше, только в глазах сверкали золотистые искорки.
Я часто ездил в Феодосию – прекрасный город, воспетый Александром Грином, боготворившим Крым, и в Солнечную Долину – место фантастических скал. Между прочими похожденьями я помог получить Оксане квартиру, о чем она через пару лет благополучно забыла. Какое-то время я снимал комнату у соседки Оксаны – Марии. У нее была кошка – подросток, совершенно черная. Красоты необыкновенной. Настоящая маленькая пума. Во двор приходили ухаживать за ней большие матерые коты. Анфиса – так звали кошку, налетала на них, как вихрь, сбивала с ног и валяла по двору, так что только пыль клубком по двору завивалась. Я старался с ней подружиться. Но она была очень строгой, и ни с кем не изъявляла желания общаться.
Я долго за ней ухаживал, покупал изысканные лакомства, которые она отвергала. Но потом она уловила во мне настоящую любовь, и угощенье мое приняла. Но есть стала, только когда я отошел достаточно далеко. И вот как-то раз я лежу, не спится, дверь чуть открыта – жарко. Входит Анфиса, вспрыгивает на подушку и ложится вокруг моей головы.
Я говорю Маше:
– Это заколдованная принцесса, прошу у тебя ее руки.
Скорее всего, оно так и было. Принцесса она была… А потом пришла пора уезжать. Я не решился вмешаться в ее судьбу. Мы грустно простились. А она впервые потерлась о мое лицо.
– Ты смотри, не увези ее, гад, – ревновала Маша.
