До встречи не в этом мире | страница 59
И результат превзошел все ожидания. Даже КГБ стало посылать по моим стопам своих топтунов. К тому же я сочинил смехотворную повесть про старого чекиста и милиционера, увлекся акварелью и написал серию «Лениниана».
Там Ленин был изображен настолько отталкивающе, что самой невинной была акварелька, где на субботнике рабочие тащат огромное бревно, сгибаясь под его тяжестью, а на бревне, скрестив ножки, сидит Ильич и похабненько улыбается. Хранилась основная масса моей антисоветчины в сейфе моего друга – подполковника МВД, на Житной, с моей бумажкой, что все это я сдаю добровольно, верю исключительно в Советскую власть и впредь отказываюсь от сочинительства и распространения своих, теперь в моих глазах, гнусных измышлений. Только числа там не было. Ручка была…
Едва дождавшись весны, я вернулся в Коктебель. Как прекрасна коктебельская весна! Как прекрасен Коктебель! Как не похож он на себя теперь! Коля Дегтярев тут же принял меня на работу садовником. В мои обязанности входило прохаживаться с огромными ножницами по писательскому парку, и при виде писателей время от времени что-нибудь ими срезать…
Юная Анна Михалкова в окружении свиты дочек Чаковского и иных, увидев меня, спросила:
– Ты кто?
– Не видишь – парикмахер.
– А меня подстрижешь?
– Да.
Ну и слегка подстриг. Мы подружились. Как-то встречаю ее в 35-градусную жару в мохеровом свитере.
– Ты с чего это так вырядилась? – спрашиваю.
– А вчера вышла в трусах – стало холодно, и дождь пошел. Снять-то я его всегда могу, – добавила она лукаво.
И я сочинил песенку:
Я написал ноты и подарил песенку ей. Интересно: сохранилась ли она у нее?
Постепенно стали собираться дачники и любители стихов. Приехала и Юнна Петровна со своими друзьями. Как-то она меня пригласила, и я всю ночь читал им на веранде за чаем стихи, а больше пародии, и громкий, яркий, какой уже никогда не будет звучать в нашей стране, смех разносился по спящему писательскому поселку.