К Антонине я относился с нежностью, но вольностей не позволял. И то: была она, словно Аленький цветочек, – тихая, скромная… И был в поселке местный дурак – Игорь. Нечеловеческой силы парубок. Как все идиоты, был он неравнодушен к барышням. Не внушаемый галантному обхождению, он всех подряд лапал.
И однажды он добрался до Тони. Я ночевал у подружки, когда за мной Тоня пришла. Рассказывает, что к Игорю приехал друг, с которым он лежал в психбольнице.
Игорь воодушевился, явился к Тоне и сообщил, что вечером они с другом придут, принесут выпивку и доставят ей сексуальное удовольствие.
У девушки были заплаканные глаза, так она была хороша, словно святая Инесса… Я дал ей клятву, что разберусь. В голове моей мгновенно созрел удивительный план. Я отправился в лес.
Спилил молодую осинку, очистил от веток, привязал и опустил в ручей. После мы с Саньком сходили за вином, разжились провизией и стали ждать вечера.
И вот – он наступил.
Мы пришли к Тоне, все заперли, оставили открытым только окно. Включили на улице все освещение.
Я осиновый кол поставил рядом с собой. В полной темноте я, Александр, две девушки потихонечку пили вино и старались подбодрить перепуганную Антонину.
Наконец мы увидели Игоря. Он шел уверенно, а за ним, прячась за деревьями, – его больничный дружок. Игорь подошел к окну. Напряженно вглядываясь в темную комнату, он прошептал:
– Тонь, ты здесь?
Я ему эротическим шепотом отвечаю:
– Здесь… Иди ко мне… Милый…
Подоконник оказался высоковат для нашего бугая.
Герой-любовник поставил на подоконник одно колено, другое… И в этот момент я огрел его по лбу моченым колом. Он крякнул и свалился под окошко, подобно немцу. Кол развалился на три куска. Другой псих тревожно выглядывал из-за кустов.
Девчата говорят:
– Ты его убил.
– Да и хрен с ним, – отвечаю.
И мы продолжили наш прекрасный творческий вечер. Минут через сорок под окном зашуршало. Возник облепленный подоконной шелухой Игорь и, пошатываясь, однако ступая почему-то прямыми ногами, пошел прочь. На следующий день на лбу его я имел удовольствие лицезреть шишку синюю, размером, приблизительно, с сосновую. Больше он к Антонине не подходил и вообще стал намного скромней… Много я еще чего натворил. При всем этом разнообразии увлечение Поэзией не оставляло меня ни на день. И вот я притащился в Ленинград, позвонил в Союз писателей и, как ни странно, получил от них домашний телефон Бродского. Не сказать, что он обрадовался моему звонку.
