Шимон. Как же она поется?
Владек. Сейчас… Как это… (С минуту думает, начинает насвистывать, потом напевает.) «Ой, Бартош, ой, Бартош, ой, остры косы наши, ой, остры косы наши…» Все косыньеры поют.
Валек. Хи-хи-хи!
Бартошиха. Тихо ты, дурной! А дальше-то как?
Валек. Мама, идет кто-то!
Роза. Управляющий идет!
Бартошиха. Господи Исусе! А тут не подметено.
СЦЕНА VII
Входит Травинский. Валек торопливо прячет удочку, которую все время мастерил.
Травинский. Что это у вас — свадьба, что ли?
Бартошиха. Где уж свадьба, ваша милость! Горе, горе у нас горькое, да и все… Вот соседи и сошлись, пожалеть бедную вдову…
Травинский. Вдову? Вздор говорите, Бартошиха. Ваш ведь жив.
Бартошиха. И что с того, что жив? Ой, доля моя горькая, сирота я несчастная! Сколько я молилась, сколько наплакалась — нет и нет! Ему воевать охота, а ты вот тут страдай!
Ян. Не скулили бы вы так, кума.
Бартошиха. И как тут не заплакать, как тут не…
Травинский. А я как раз от его милости старосты Шуйского грамоту по делу вашего мужа получил.
Бартошиха. Боже милостивый! От пана старосты? Господи Исусе, мало было горя, теперь еще…
Травинский. Да не ори ты, баба, слова сказать не даешь.
Бартошиха. О-о-о-о!..
Травинский. Тише! А вы там что? Молчать и слушать! Буду читать грамоту господина старосты.
Бартошиха. Господи Исусе!
Травинский(медленно разворачивает бумагу; пробегает глазами, медленно читает). Сейчас… сейчас… сударь мой… ага, ага… на такой манер: «Бывший Войцех Бартош, а ныне Войцех Гловацкий…»
Бартошиха. Спасите! Исусе сладчайший!..
Ян. Постойте, кума!
Травинский. «… а ныне Войцех Гловацкий, хорунжий краковских гренадеров, отличился…»
Бартошиха. Матерь божья! Пропали мы, несчастные, отличился!
Травинский. Заткни глотку, баба, сто раз тебе говорить? «…отличился четвертого апреля, первый вскочив на неприятельскую батарею…»
Бартошиха. Не говорила ли я, не просила ли его сто раз!
Травинский. «…дав доказательства отваги ради любви к отчизне. Оная его отвага дает мне счастливейший в жизни случай освободить его от всех повинностей, равно как и жену его и деток…»
Шимон. Слышали?
Ян. Тише!
Травинский. «…А избу и двор, где он живет, дарю на вечные времена его жене и деткам, не претендуя ни на какие отработки. Притом приказываю выдать жене его на пропитание зерна: пшеницы три мешка, ржи четыре мешка…»
Шимон. Слышите, кума?
Травинский. «…четыре мешка, ячменя четыре мешка…» и этого… ага… ага… гм…
Шимон. Бартошиха!
Бартошиха. В глазах чего-то потемнело… О, господи… как же это…
