— Франусь, не видел ты где Стефана? Ушел и ничего не сказал, а тут за ним пришли, надо ехать в город за товаром для лавочника.
Он побледнел, и у него ноги задрожали.
— Нет.
Он, не глядя, боком прошмыгнул мимо старухи. Его подташнивало, по телу бегал ледяной озноб. Молчком пробрался он под окнами своей избы, вошел в сарай, забрался на самый верх сеновала, к окошечку, и зарылся в сено.
— Фране-ек! Фране-ек!
Он затаил дыхание, хотя ведь мать не могла его оттуда услышать. Наверно, пора коров выгонять. Франек минуту переждал, слыша, как мать ворчит и бранит его, но поклялся, что не вылезет отсюда, пока история со Стефаном не кончится. Ведь должен же его кто-то найти. А потом уже никто не станет ни о чем его спрашивать, когда все узнают.
Снова послышались голоса. Это Зелинская разговаривала с матерью.
— Ушел с самого утра и нет его. А тут спешно надо. Вот наказанье божье, а уж как пригодились бы эти несколько грошей.
У Франека застучали зубы. Его била мелкая, упорная дрожь, которую он никак не мог унять. Его бросало то в жар, то в холод. Пусть бы они уже шли скорее, пусть бы нашли Стефана. Ни за какие сокровища он отсюда не вылезет.
— Пойду спрошу у Лесяков, он туда часто забегает газетки почитать с Владеком, может, там засиделся.
— Владека я видела, поехал за сеном.
— Ну, все же, может, там знают.
Голос удалялся и затих. Затарахтела на дороге подвода, закрякали утки. У Куляцев шумно ссорились. Кулявчиха выкрикивала свои обиды на невестку. На улице разговаривали мужики. Узкая полоса солнца, пробивающаяся сквозь щель, передвигалась по стене все дальше. Мать еще раз пять выходила и звала:
— Фране-ек! Фране-ек!
Он тогда съеживался и все глубже зарывался в свежее, еще не слежавшееся сено. Стискивал зубы. Ни за что он на выйдет! Они тотчас догадаются по нему, что он что-то знает, начнут расспрашивать, и он, того и гляди, проговорится.
Понемногу стало смеркаться. Мальчик погрузился в тревожную дремоту. Ему мерещились широко раскрытые красные пасти собак, лица лесников и падающее в воду нагое тело убитого. Лесник Совяк взбирался на дерево и тащил за руку его, Франека. Мальчик пронзительно вскрикнул.
— Чего орешь? Почему ты коров не пригнал, а спать завалился?
Франек безумными глазами озирался в темном сарае. Это был не Совяк, а сестра Викта.
— Слезай сейчас же! Вот мать тебе задаст!
Он едва не свалился с лестницы, все еще не совсем придя в себя.
— Вхожу я в сарай за корзиной, слушаю, слушаю, аж присела от испуга. Бормочет, стонет — я уж думала бродяга какой в сено забрался. Лезу наверх, а это Франусь! Зарылся с головой в сено, а когда я его разбудила, так заорал, говорю вам, — рассказывала Викта матери.
