Л о н а. А почему тишком, Карстен?
Б е р н и к. До вас дошли слухи о сплошной скупке лесов, рудников и водопадов?
Ю х а н. Да, какая-то пришлая компания…
Б е р н и к. Сейчас вся эта собственность в разных руках, разбросана неудобно, так что владельцы никакой ценности в ней не видят и продавали относительно дешево. Если бы хозяева предполагали, что к ним придет железная дорога, они бы взвинтили цены.
Л о н а. Понятно. И что?
Б е р н и к. И вот мы дошли до того, что может быть воспринято двояко и на что в нашем обществе может пойти только всеми уважаемый человек с незапятнанной репутацией, которая станет ему опорой.
Л о н а. И?
Б е р н и к. Все скупил я.
Л о н а. Ты?
Ю х а н. На свои деньги?
Б е р н и к. На свои. Если к нам проложат дорогу, я стану миллионером, а не проложат – разорюсь.
Л о н а. Это рискованно, Карстен.
Б е р н и к. Я рискнул всем своим состоянием.
Л о н а. Я подумала не о состоянии. Но когда эта афера откроется…
Б е р н и к. Да, это узловой вопрос. С безупречной репутацией, которая была у меня до сих пор, я мог взять все на себя: выйти к согражданам и сказать – посмотрите, на какой риск я пошел ради блага общества.
Л о н а. Общества?
Б е р н и к. Да, и ни один человек не усомнился бы в моих намерениях.
Л о н а. Но в городе есть люди, которые, не в пример тебе, действуют открыто, без задних мыслей, не ищут личной выгоды.
Б е р н и к. Кто?
Л о н а. Руммель, естественно, и Санстад, и Вигеланн.
Б е р н и к. Чтобы заручиться их поддержкой, я вынужден был взять их в долю.
Л о н а. Да?
Б е р н и к. Они выговорили себе пятую часть прибыли.
Л о н а. Ох уж эти столпы общества!
Б е р н и к. Но разве общество не само вынуждает нас ходить кривыми дорожками? Что бы произошло, действуй я открыто? Все бы кинулись в это предприятие, растащили, раздробили, извратив и испортив все дело. В городе нет ни одного человека, за исключением меня, кто может стать во главе предприятия такого размаха. Вообще у нас в стране только приезжие понимают что-то в большой коммерции. Так что в этой части совесть моя чиста. Только в моих руках это благодатное дело долго и надежно будет давать хлеб насущный многим людям.
Л о н а. Думаю, Карстен, в этом ты прав.
Ю х а н. Этих многих людей я не знаю, а счастье моей жизни поставлено на карту.
Б е р н и к. На карту поставлено и процветание твоего родного города. В нашем обществе легкомысленные юношеские эскапады не прощаются. Сограждане прощупают и пронюхают всю мою жизнь, найдут тысячу мельчайших проступков, истолкуют и перепишут их в свете разоблачающих меня откровений. Меня задавят насмерть сплетнями и пересудами. Меня вынудят выйти из железнодорожной концессии, а без меня она рухнет. И мою гражданскую смерть довершит финансовый крах.
