Далеко на севере. Студеное море. Аттестат | страница 45



Смешную песенку поет Капа:

И вот открывается дверь,
И доктор вбегает, как зверь,
И мучает бедную крошку,
И режет ей нежную ножку,

Поет, а потом открывается дверь, и входит военврач Руднев. И с порога говорит:

— И вот открывается дверь, и доктор вбегает, как зверь. Не тут ли живет санитарка Говорова Наталья?

— Есть Говорова Наталья, — отвечаю я.

Он подходит ко мне, потом узнает Капу, Варю, Тасю, потом узнает Анну Марковну, которая сидит в коричневом мужском теплом белье и закрывается одеялом. Мы снимаем с него тулуп, ремни, пистолет, и вот доктор Руднев стоят перед нами таким, каким Он был в Ленинграде, — тонкий, с румянцем на щеках, с лысеющим лбом, с узкими губами и умным взглядом.

Начинается рассказы и расспросы. Он немного изменился. Сейчас Руднев стал проще, чем был. Только шутки его по-прежнему злы и не услышать от него сладких слов.

Мы хвастаемся нашими делами, он слушает скептически.

Мы говорим о том, как мы хорошо стали работать, а он совсем поджимает губы, И вдруг опрашивает про Леву.

— Лева в полку, — говорю я.

— И рукава у него по-прежнему на пуговицах?

У Левы действительно рукава гимнастерки возле локтя отстегиваются. Он очень гордится этой гимнастеркой и говорит, что, когда нужна срочная операция, такая гимнастерка очень помогает.

— И все у него, как всегда, прекрасно? — продолжается допрос.

Непонятно, чего Руднев от нас хочет.

Я провожаю его до землянки командира медсанбата. По пути он всматривается в мое лицо и говорит:

— А вы подурнели, Наташа! Было личико тонкое, как камея, сейчас изменилось. Очень изменилось.

Мне становится обидно, и я отвечаю:

— Вы тоже изменились, товарищ военврач первого ранга, как-то набрякли.

Это неправда, что он набряк, но слово обидное, и я ухожу, довольная собой.

А вечером начинается небольшой разгромчик. Является Лева из полка и привозит с собой раненого. Руднев спрашивает его о раненом. Лева путается, сбивается и врет. Красные пятна появляются на щеках Руднева. Фамилию раненого Лева тоже переврал. Потом при раненом сказал, что ранение тягчайшее. Потом стал говорить примерно так:

— Резекцию голеностопного сустава мы производили два раза и имеем отличные отдаленные результаты. Что такое затеки, наши раненые не знают. На фронте борьбы с анаэробной инфекцией мы делаем неплохие успехи.

— Совсем как Иван Иванович, — вдруг сказал Руднев.

— Какой Иван Иванович?

— Я знал одного санитара, отличного гипсовалыцика. Этот санитар говорил, что для него анаэробная инфекция — раз плюнуть, он ее с первого взгляда определяет и может без врача ее один на один побороть. Вы очень похожи развязностью своей и невежеством на этого Ивана Ивановича, только с той разницей, что Иван Иванович хороший гипсовальщик.