– И встретил лису, – сказал Михалыч, давя зубами жвачку. Во рту стало мятно и вообще веселее.
– Лису в конце, сперва волка. Потом медведя.
– И все плясали.
– Получается, все. Кроме лисы.
– А она его съела.
– А вот и нет. Это по-книжному съела, а у нас не так, говорили.
– А как?
– А никак. Раз перебиваешь, то и никак.
Жвачка, которую Михалыч все перекатывал во рту, быстро теряла вкус. Загнал ее за щеку и снова глянул на карту.
– Сказки надо слушать, а не перебивать, – сказала мать.
По карте должна быть уже Песковка, это перед Бездной.
– Поженились они! – сказал мать.
– А… – кивнул Михалыч.
– Лиса-то была умная. Условие, говорит, чур, только вместе плясать будем. Ну и всё. Поплясали – и любовь возникла и уважение. Сыграли свадьбу по всем правилам, не как теперь. И от них уже все лисы пошли, дети их, раньше лис тут почти не было.
Никакой Песковкой не пахло. Или не туда повернул? Вроде туда.
– Выдумщица ты, мать, – зевнул Михалыч.
– Ну, это уж твое дело, как считать. Если выдумщица, то и пожалуйста. Мне даже лучше. А у нас старики и место показывали, где та изба стояла. Это в книжках сказки фантазией считаются, а у нас никакой фантазии не было, жизнь была, трудились, как могли. И изба та недалеко от нас стояла. Еще после того случая долго пустой была, трогать боялись. И старика тех со старухой тоже отдельно от всех похоронили… за их смерть.
– Откуда знали, как они умерли?
– А в деревне всё знают. Это в городе не знаешь даже, что там за соседней дверью творят, а в деревне все на виду и совести больше.
– Хорошо. – Михалыч слегка улыбнулся.
– Что хорошо?
– Всё хорошо, мать. В норме.
– Нет, ты скажи, что хорошо, раз смеешься.
– Не смеюсь… Как у них дети, говоришь, родились, если от Колобка одна голова осталась?
– Нормально родились. Вы, мужики, о себе слишком большого мнения. А баба если захочет, то и от печного горшка родит.
Михалыча вдруг пробило на смех. Стал смеяться, сам не зная для чего. Даже руки вспотели. Смеялся больше лицом, щеки разболелись, а в груди смешно не было.
Появилась наконец Песковка. Вначале указатель, потом пара домиков. На заснеженной остановке стоял человек и голосовал в пустоту. Михалыч остановился.
* * *
Человек сел не сразу, долго притоптывал и стряхивал с себя снег. Все равно влез весь в снегу, и всё молча. Сунул в ноги рюкзак.
– В Бездну? – спросил Михалыч.
Человек кивнул. Здороваться у местных было не принято. Если поздороваются, то в конце или гадость ляпнут, или морду набьют.
