Но все же порой Вера – по только ей ведомой причине – спускалась во двор.
Когда она своей быстрой, легкой походкой входила на площадку, ее иногда поджидал сюрприз – большая зеленая или очень маленькая полосатая ящерица в моей умело управляющейся с этим видом земноводных ладони. И Вера, повернувшись, опрометью бежала обратно в подъезд; взлетев на свой этаж с быстротой кошки, она вновь оказывалась на балконе. Вся в красных пятнах, выступавших вместе с капельками пота даже на лбу, она смотрела оттуда на меня, как кролик на удава, теперь уже, правда, расширенными, сияющими от ужаса глазами.
Хоть я давно уже и распрощалась с своими прежним вредностями, направленными на людей и зверей, пугать и мучить Веру специально отловленными, а потом милостиво отпущенными ящерицами мне нравилось… Так как Вере и самой, вероятно, нравилось пугаться.
Когда же ящериц в наличии не было, мы с Верой и не подходили друг к другу, гуляя сами по себе в разных концах площадки. Я – примыкая время от времени к какой-нибудь из играющих компаний, а она – просто собирая камушки и листья в тихой части двора.
Иногда я, приплетаясь поздно вечером домой из своего насыщенного под завязку дворового дня и не достучавшись до матери, шла искать ее у закадычной подруги. Открывала мне Вера. Сделав шаг вбок и отступив назад, она безучастно роняла, слегка приоткрыв сложенные до того бантиком губы:
– Заходи.
– Моя мама у вас? – спрашивала я, оставаясь на пороге.
– Да, сейчас. Тетя Валя, к вам пришла Маша.
– Не надо, не надо ее звать. Пусть ключи передаст.
Ключи передавались точным, плавным и изящным движением из рук той же Веры, и я, вспыхнув глупой улыбкой, отчего-то успокоенная, сбегала на радостях вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки, забыв иногда даже буркнуть напоследок: «Пока!»
Никак не могла бы я предположить, что эта далекая от меня, как инопланетянка, девочка однажды станет моей подругой. А между тем как-то незаметно это случилось.
К Вере ходила ее школьная подруга, жившая в доме напротив, и они взяли в привычку регулярно гулять.
Все же регулярно гуляющие на нашей площадке люди – хотели они того или нет – имели дело со мной, как с ее вечным завсегдатаем и – втайне – хранителем. Я представляла себя этакой Анкой-пулеметчицей, несущей дозор на скрытом от всех незримым покровом вороном коне; партия поручила Анке, то есть мне, оберегать, воспитывая в меру сил, детей и матерей округи, входивших в волшебную калитку площадки, которая, ввиду важности и деликатности тайного задания, была как бы кузницей Революции. Поэтому, когда Вера стала полноправным членом нашего дворового сообщества, я решила дать понять ей, что у меня больше нет в кармане ящериц – ни реальных, ни фигуральных.
