С небесной высоты Земля выглядела совершенно безжизненной пустыней.
Ровный свет заливал долины, покрытые снегами склоны гор, торчащие ввысь черные скалы, обозначал закованные льдами речные потоки. Яранга едва различалась, как черное пятнышко, как кусочек оленьего помета. И только озерцо, откуда Тиркынэу брала светлое вещество для починки Луны, выделялось холодным блеском.
Чем выше забирались Тиркынэу и Лунник, тем больше открывалась для них Земля. Где-то на краю горизонта заканчивался белый снег, и неожиданно проступал зеленый свет.
— Там, очень далеко отсюда, от нашей тундры, лежат иные, теплые, земли. Когда я была маленькой девочкой, Солнце-Отец брал меня с собой и показывал нашу землю. И оказалась она совсем разной. Есть места, где вообще не бывает снега и вода никогда не замерзает ни в реках, ни в озерах, ни в морях. И чудные звери плавают в них, а люди не носят одежду и обугливаются до черноты.
Огромные пространства Земли покрыты зелеными лесами, но больше всего места занимают безбрежные моря. Иногда нам с отцом приходилось проходить почти полнеба, прежде чем мы могли видеть другой берег океана. Но нет на всей огромной Земле такой красоты, как наша тундра и ледовое побережье. Потому что зимой, когда наша Земля покрывается снегом, она отражает лунный свет, и все вокруг светится изнутри, как будто в ледяную глыбу поместили горящую жировую лампу. Нет, такой красоты в других землях нет!
Сначала Тиркынэу и Лунник плыли в тишине черного неба, и эта тишина шла не только с небесной вышины, но и с залитой лунным светом заснеженной тундры. И вдруг Лунник услышал что-то знакомое, почти родное. Это был одинокий вой. Потом к нему присоединился другой голос.
— Это начинают выть собаки! — встревоженно сказал Лунник.
— Я слышу, — спокойно ответила Тиркынэу. — Они еще долго будут выть, пока наберут сил, чтобы подняться сюда, в вышину неба.
Тем временем собачий вой усиливался, и Луннику казалось, что он даже узнает в многоголосом хоре своих знакомых.
— А разве нельзя сделать так, чтобы они не кусали Луну? — спросил Лунник.
— Я спрашивала об этом отца, — не сразу ответила Тиркынэу. — И он сказал: все в этом мире должно иметь начало и конец. Смысл бытия в том, что есть начало, а потом конец. Если этого не будет, все остановится и смысл бытия утратится.
— Какой же это смысл бытия, если заранее знаешь, что все равно когда-нибудь наступит конец?
— Смысл бытия в существовании, в промежутке между началом и концом. И начало, и конец никто не осознает. Значит, есть только сама жизнь, само существование.
