— Тогда, когда наша армия гонит фашистских захватчиков, надо терпеть…
И если кто-нибудь ему жаловался на прохудившуюся обувь, немедленно отзывался:
— Тогда, когда наши доблестные воины переносят лишения…
И мы терпели, а завхоза между собой прозвали «Тогда-Когда».
Несколько дней продукты поварихе выдавал сам директор школы. Время было каникулярное, свободное, и мы занялись подлёдной рыбной ловлей. За день, намёрзнувшись на ветру, мы налавливали вдвоём с Кававом уйму рыбы: было чем поделиться и с малышами-первоклассниками.
Рыбу мы варили в нашей комнате, где жили втроём: Кавав, я и Игорь Харькевич. В комнате была плита и большая консервная банка, приспособленная под кастрюлю.
В этот вечер в нашей комнате было особенно уютно. Горела керосиновая лампа с новым «стеклом» — стеклянная банка с аккуратно срезанным дном. Специалистом по производству таких «стёкол» у нас был Игорь. Вроде бы нетрудное дело: взять верёвочку, смочив в керосине, перевязать ею стеклянную банку и зажечь. Выждав немного, опустить в таз с холодной водой. Вот и всё. А хорошо эта операция получалась только у Игоря: его банка непременно распадалась на две части.
— Интуиция! — говорил Кавав, уважительно глядя на Игоря.
В тот вечер я был за повара и «колдовал» над нашей кастрюлей, когда послышался стук в дверь и в комнату вошли директор и незнакомая русская девочка.
— Здравствуйте, ребята! — громко поздоровалась она.
Ростом девочка была примерно с меня. Лицо тонкое, очень бледное. Огромные глаза, а над лбом светлые вьющиеся волосы. И вся такая тоненькая, что даже меховая куртка не скрывала её худобы.
«Интересно, в каком классе она будет учиться?» — подумал я.
— Любовь Ивановна — ваш новый завхоз и воспитатель! — объявил директор.
Вот она кто!
Любовь Ивановна улыбнулась и наклонила голову.
Директор с новым завхозом ушли. В комнате долго стояла тишина. За окном гулко ударяли взрывы — на припае трескался от мороза лёд.
— Любовь Ивановна! — раздельно и громко произнёс Кавав и, помолчав, добавил: — Вся прозрачная, как весенний ледок.
Перед началом занятий в интернат привезли оленье мясо. Туши прибыли издалека. Они были мёрзлые, звонкие. Любовь Ивановна распорядилась перенести их на чердак и там уложить.
Кавав ловко хватал оленью тушу за передние и задние ноги и вскидывал себе на шею. Сильный и ловкий, он легко взбегал по чердачной лестнице, покрикивал на нас и весело смотрел на Любовь Ивановну.
Кавав был видный парень — красивый, длинноногий. Не зря происходил он из рода оленеводов, измеривших своими ногами чукотскую тундру вдоль и поперёк. А если Кавав хотел понравиться девушке, то посмотреть на него тогда было загляденье: что бы он ни делал, в руках у него всё играло. Забыв зависть, мы с восхищением смотрели на него.
