Он шёл мимо притихших в ожидании домов, чувствуя взгляды, нацеленные на него сквозь щели и трещины в закрытых наглухо ставнях. Человек в чёрном прикинулся в Талле Богом. Он говорил про ребёнка Алого короля, про красного принца. Но что это было: проявление вселенской иронии или акт безысходности? Хороший вопрос.
За спиной вдруг раздался пронзительный крик. Все двери со скрежетом распахнулись. На улицу повалили люди. То есть ловушка захлопнулась. Мужчины в длиннополых сюртуках. Мужчины в грязных рабочих штанах. Женщины в брюках и полинявших платьях. Даже детишки — по пятам за своими родителями. И в каждой руке — тяжёлая палка, а то и нож.
Он среагировал моментально, автоматически. Сработал врождённый инстинкт. Рывком развернулся, одновременно выхватывая револьверы. Они легли в руки уверенно, плотно. Элли с искажённым лицом двинулась на него. Да, так и должно было быть: только Элли и никто иной. Шрам у неё на лбу пылал пурпурным адским пламенем в тускнеющем предштормовом свете. Он понял, что она — заложница. За плечом у неё, точно ведьмин ручной зверёк, маячило лицо Шеба, искажённое мерзкой гримасой. Она была и его щитом, и его жертвой. Стрелок увидел всё это — отчётливо, ясно — в застывшем мертвенном свете стерильного затишья и услышал её крик:
— Убей меня, Роланд, стреляй! Я сказала ему слово, девятнадцать, я сказала, и он рассказал мне… Я не вынесу, нет… стреляй!
Его руки знали, что надо делать, чтобы дать ей, что она хочет. Он был последним. Последним из своего рода, и он владел не только Высоким Слогом. Грохнули выстрелы — суровая, атональная музыка револьверов. Её губы дрогнули, тело обмякло. Снова грянули выстрелы. Голова у Шеба запрокинулась. Они Оба упали в пыль.
«Они ушли в край Девятнадцати, — подумал стрелок. — Я не знаю, что это такое, но теперь они там».
Он отшатнулся, уклоняясь от града ударов. Палки летели по воздуху, нацеленные в него. Одна, с гвоздём, зацепила его за руку, расцарапав её до крови. Какой-то мужик со щетинистой бородой и тёмными пятнами пота под мышками набросился на него, зажав в кулаке тупой кухонный нож. Стрелок нажал на курок. Мужик упал замертво, ударившись подбородком о землю. Вставная челюсть вывалилась изо рта. Было слышно, как клацнули зубы. Его ухмылка застыла оскалом смерти со вспенившейся на губах слюной.
— САТАНА! — надрывался кто-то. — ОКАЯННЫЙ! УБЕЙТЕ ЕГО!
— НЕЧИСТЫЙ! — завопил ещё один голос. И снова в стрелка полетели палки. Нож ударился о сапог и отскочил. — НЕЧИСТЫЙ! АНТИХРИСТ!
