Кеннерли дожидался его в конюшне, на усыпанном сечкой помосте.
— Отъезжаете, стало быть? — Его губы расплылись в подобострастной улыбке.
— Да.
— Даже не переждавши бурю?
— Я её опережу.
— Ветер всяко быстрей человека на муле. На открытом пространстве он вас убьёт.
— Мне нужен мой мул, — просто сказал стрелок.
— Да, конечно.
Но Кеннерли не сдвинулся с места, а просто стоял, словно решая, что бы такого ещё сказать, и усмехался этой своей подхалимской, исполненной ненависти ухмылкой. А потом его взгляд скользнул куда-то поверх плеча стрелка.
Стрелок шагнул в сторону и обернулся — тяжёлое полено, с которым набросилась на него Суби, со свистом рассекло воздух и только легонько задело его по локтю. Сила размаха не позволила Суби удержать полено в руках, и оно грохнулось на пол. Наверху, на сеновале, испуганно заметались ласточки.
Девушка тупо уставилась на стрелка. Её перезрелая пышная грудь распирала застиранное полотно рубахи. Медленно, как во сне, она засунула большой палец в рот.
Стрелок повернулся обратно к Кеннерли. Тот растянул губы в широкой улыбке. Его кожа была жёлтой, как воск. Глаза так и бегали.
— Я… — начал он влажным, булькающим шёпотом и не сумел закончить.
— Мой мул, — напомнил стрелок.
— Конечно-конечно, — прошептал Кеннерли, и его ухмылка вдруг сделалась удивлённой. Он как будто не верил, что всё ещё жив. Он поплёлся за мулом.
Стрелок перешёл на новое место, откуда было удобнее наблюдать за Кеннерли. Конюх вывел мула и вручил стрелку поводья.
— А ты ступай, присмотри за сестрой, — буркнул он, обращаясь к Суби.
Суби тряхнула головой и осталась стоять на месте.
С тем стрелок и ушёл, оставив их пялиться друг на друга в пыльной, загаженной конюшне: старика с его болезненной ухмылкой и девицу с её тупым заторможенным упрямством. Снаружи по-прежнему было душно. Жара обрушилась на него, как молот.
Он вывел мула на мостовую, поднимая сапогами облачка пыли. На спине у мула хлюпали бурдюки с водой, полные под завязку.
Он заглянул к Шебу, но Элли там не было. Там вообще никого не было. Окна были заложены досками в ожидании бури. Элли так и не взялась за уборку после вчерашней ночи. Бардак в зале был жуткий. Воняло прокисшим пивом.
Он набил свой дорожный мешок кукурузой, сушёной и жареной. Вытащил из холодилки половину сырого мяса, разделанного для бифштексов. Оставил на стойке бара четыре золотых. Элли так и не спустилась. Желтозубое Шебово пианино безмолвно с ним попрощалось. Он вышел на улицу и укрепил свой дорожный мешок на спине мула. В горле стоял комок. Он ещё мог избежать ловушки, только шансы его были невелики. В конце концов, он же Нечистый.
