— И что там в Меджисе?
— Ты был там.
— А если и был, что с того? Я тебя не помню.
— Но ты помнишь девушку, правда? Девушку по имени Сюзан? В ночь Жатвы? — Голос стрелка сделался жёстким. — Ты был у костра?
У тапёра дрожали губы. Губы, блестящие от слюны. Его взгляд говорил о том, что он всё понимает: он сейчас ближе к смерти, чем в то мгновение, когда он ворвался к ним в спальню, размахивая ножом.
— Уйди отсюда, — сказал стрелок.
И вот тогда Шеб всё вспомнил.
— Ты тот мальчишка! Вас было трое, мальчишек! Вы приехали сосчитать поголовье скота, и Элдред Джонас был там, охотник за гробами, и…
— Уходи, пока можно уйти, — сказал стрелок, и Шеб ушёл, баюкая свои сломанные запястья.
Элли вернулась обратно в постель.
— И как это всё понимать?
— Это тебя не касается, — сказал он.
— Ладно… так на чём мы с тобой остановились?
— Ни на чём, — сказал он и перевернулся на бок, к ней спиной.
Она терпеливо проговорила:
— Ведь ты знал про меня, про него. Он делал, что мог, а мог он немногое. А я брала, что могла, потому что мне было нужно. Вот и всё. Да и что тут могло быть? И что вообще может быть? — Она прикоснулась к его плечу. — Кроме того, что я рада, что ты такой сильный.
— Не сейчас, — сказал он.
— А кто она, эта девушка? — спросила она и добавила, не дождавшись ответа: — Ты её любил.
— Не будем об этом, Элли.
— Я могу сделать тебя сильнее…
— Нет, — сказал он. — Ты не можешь.
Воскресным вечером бар был закрыт. В Талле был выходной — что-то вроде священной субботы. Стрелок отправился в крохотную покосившуюся церквушку неподалёку от кладбища, а Элли осталась в пивной протирать столы дезинфицирующим раствором и мыть стёкла керосиновых ламп в мыльной воде.
На землю спустились странные, багряного цвета сумерки, и церквушка, освещённая изнутри, походила на горящую топку, если смотреть на неё с дороги.
— Я не пойду, — сразу сказала Элис. — У этой тётки, которая там проповедует, не религия, а отрава. Пусть к ней ходят почтенные горожане.
Стрелок встал в притворе, укрывшись в тени, и заглянул внутрь. Скамей в помещении не было, и прихожане стояли. (Он увидел Кеннерли и весь его многочисленный выводок; Кастнера, владельца единственной в городке убогонькой галантерейной лавки, и его костлявую супружницу; кое-кого из завсегдатаев бара; нескольких «городских» женщин, которых он раньше не видел, и — что удивительно — Шеба.) Они нестройно тянули какой-то гимн а cappella.[4] Стрелок с любопытством разглядывал толстую тётку необъятных размеров, что стояла за кафедрой. Элли ему говорила: «Она живёт уединённо, почти ни с кем не встречается. Только по воскресеньям вылазит на свет, чтоб отслужить свою службу адскому пламени. Её зовут Сильвия Питтстон. Она не в своём уме, но она их как будто околдовала. И им это нравится. И вполне их устраивает».
