– Нет, надежа-государь, наверняка поляками подослан. Верные люди донесли, что шляхтянка-девка красоты невиданной при Митьке состоит. Это только ведь у нас, православных, верное понятие имеется, будто баба почти не человек, а у католиков поганых ни одно большое дело без вмешательства греховниц мокрохвостых не обходится. Более того, доподлинно известно, что венчался Новосильцев с католичкой. Стало быть, он, нечестивец, не одного тебя, помазанника божьего, но и самого Христастрадальца предал.
Грязной уже почуял – семена его навета нашли удобренную землю. Окончательно осмелев, доносчик наконец-то поднял голову и посмотрел на государя. Взглянул – и страшно сделалось. Таким Васька повелителя еще не видел. Из привычно желтовато-бледного лик царя стал темно-голубым, почти что синим. Вылупленными от ярости очами, он, казалось, готов был поглотить не только хитрого раба с его наветами, но и окрестный лес, а может быть, и всю свою неблагодарную державу. На сиреневых губах выступила пена, как у загнанного коня, она ошметками летела на дрожащий подбородок. Жаль, кромешник в душу царскую заглянуть не мог, а то б увидел там кусочек льда заместо сердца. Новая волна холодной жути окутала Ивана Васильевича. С трудом разжав сведенные судорогой челюсти, он, клацая зубами, еле слышно прошептал:
– Ну поехали, показывай.
Взятый в плотное кольцо охраной, по старой памяти одетой в черные хламиды, в которой было на сей раз три сотни душ, царь двинулся за Васькой вслед. Как только миновали лес, Грязной остановился и, указав перстом на вотчину, истошно воскликнул:
– Вот оно, вражье логово.
Однако, как ни напрягал свой взор Иван Васильевич, но не то чтобы вооруженных, а вообще живых людей по наружную сторону ограды, и впрямь напоминавшей крепостной частокол, только шибко низкий, разглядеть не смог. Впрочем, это мало что значило. Ни отсутствие бойниц, ни нарядный вид украшенных железными звездочками ворот, ни даже мирный запах хлеба, исходивший от вьющегося над печной трубой дымка, не могли уже спасти сию усадьбу от погрома.
Упершись полным ненависти взглядом в крест над куполом дворовой часовенки, государь перекрестился, вдарил посохом о землю и голосом, скорей похожим на звериный рык, распорядился:
– Покарать воров-изменников, покарать христопродавцев!
4
Между тем в рядах царевой черной рати наступило оживление. Весть о том, что Васька Грязной государевых врагов, из Польши засланных, в боярской вотчине нашел и сейчас ее придется штурмом брать, обрадовала всех. Надоело добрым молодцам вот уже который день то мотаться по пустынным дорогам, то, подобно истинным монахам, на воде да сухарях в обители сидеть, грехи замаливать. Оно, конечно, христианину покаяться не грех, но не согрешив, чего же каяться? А Иван Васильевич в последнее время шибко присмирел, отошел от дел кровавых, так что его людям вроде и виниться не в чем. Душа-то человеческая лишь тогда очищение от скверны искренне требует, когда в скверну эту самую с головою окунется.
