Превеликая радость охватила все поганое Васькино нутро, от ее избытка аж кругом закружилась голова. Ведь далеко не каждый день даже при его пронырливости удается заговоры против государя раскрывать, жизнь спасать царю Ивану Грозному. Пылкое воображение негодяя ярко рисовало, как подосланные девкой-еретичкой князь с казаками нападают на надежу-государя. Подлый доносчик сам уже почти что верил в свой навет.
Развернув коня, он крупной рысью поскакал к оставленному на дороге воинству. Его люди, сбившись в нестройную толпу, ощетинились на лес стальными жалами пик и бездонными зрачками пищалей5.
– Молодцы, этих шибко-то учить не надо, – мелькнуло в голове ретивого слуги царева, но на всякий случай Васька все ж таки предупредил:
– Когда стану государю бить челом, рта не раскрывайте, кивайте только головами. Ежли кто чего взболтнет – языки повырежу.
Как только царь приблизился к принявшему бойцовский вид дозору, Грязной упал с седла и, стоя на коленях, бодрым, исполненным отчаянной решимостью голосом зачастил скороговоркою:
– Надежа-государь, лихие люди подлую измену затевают, убить тебя намереваются. Ватагою с полсотни душ здесь засадою стояли, да я их издали еще заприметил. Похоже, убоялись злыдни нашей силы и в лес ушли. Дозволь пойти вдогон, путь мной уже разведан. Там, не более чем в полуверсте, у супостатов целая крепость, в ней, наверно, и укрылись.
При этом он то прижимал ладони к сердцу, то хватался за стремя повелителя.
Еще более нахмурив свои густые, распластанные над орлиным носом брови, Иван Васильевич строго оборвал Васюхину болтовню.
– Какая крепость, какие люди? Ты что, совсем умом рехнулся от усердия, иль не проспался до се?
– Я так думаю, что это Митька Новосильцев с дружками-казаками подлость эдакую сотворить решил. Видать, за родственников да за сожженное именье мстить удумал, – нисколько не смутившись, продолжил лепетать Грязной. – Он же все эти годы на польском порубежье от гнева твоего скрывался, яко бы при войске состоял, а сам, видать, на той войне с католиками снюхался. Наверно, от Батория, который силой воинской нас не может одолеть, и получил наказ – внутри державы русской бунт поднять да тебя, солнце наше красное, подло извести.
Крепко взволновался грозный царь от этих новостей, но, еще не веря до конца в услышанное, недоверчиво вопросил:
– С чего решил, что он поляками подослан? Мог и сам за кровь родную на месть пойти. Мало, видать, я этих псов княжеского звания пообезглавил да конями разорвал, вот теперь мне доброта моя лихом и отзывается.
