Но сейчас это не в моих интересах, да и сторож в форме, судя по всему, считает аналогично. Впрочем, ему не до меня — сержант печатает отчет, пыхтя, изредка матерясь, с отчаяньем тыкая одним пальцем в клавиатуру со скоростью уставшего дятла. А тут ещё узник его троллит насчет "пожрать", сбивая и путая, приводя в отчаянье.
На самом деле я развлекаюсь, периодически рисуя в воображении руны в самых разных сочетаниях, экспериментируя над подопытным кроликом в милицейской шкуре. Расслабление, отрицание, усиление, искривление — отмена или наоборот двойной повтор — несчастный Петров на нужную букву попадает один раз из трех, и скоро волосы на голове рвать начнет из-за отчаянья.
— С утра не жравши! Имейте совесть, если закон для вас не писан! — донимаю сержанта Вову, который уже готов убиться "ап стену", приняв йаду, чтобы не мучиться. — Давай я вместо тебя быстро все напечатаю, а ты насчет хавчика что-нибудь придумаешь.
Петров рад бы пойти навстречу, но выясняется, что у него самого с продуктами не ахти. Но то, чтобы совсем нет, дома крупа, конечно, найдется, но пшенку и гречку я в сухом виде потреблять не соглашусь стану, а готовить здесь негде, да и до дома не близко.
Странные здесь порядки — милиционеры впроголодь живут, о чем и сообщаю печальному сержанту.
— Зарплату задерживают, да и сколько там этот оклад, — вздохнул Вовчик. — Можно колбасы в кооперативном взять. Краковская у них зело пользительная, сами делают. Но у меня и так долг "под запись" — неудобно просить.
— Давай денег дам, а ты купишь.
— Не положено. Вдруг Палыч вернется, а ты один тут сидишь. Не смотри, что он в возрасте — службу знает, и ежели чего — три шкуры спустит.
— Чего же он до сих пор старлей, если службу знает? — поинтересовался я.
Уловив насмешку, сержант даже обиделся:
— Чего зря зубы скалить — человек за свою честность страдает. Ну и за упрямство тоже. Упрется, что твой бык и никак с ним не сладишь. Четвертый год звание ждет, а начальство… Не важно, на то оно и начальство.
Однако в сообразительности Петрова трудно упрекнуть, и усадив меня за печатанье документов, он вызвал по телефону своего племяша Виталика, которого и спровадил за едой, строго настрого запретив сворачивать куда-то налево и тормозить без причины.
Через полчаса на столе уже красовалось два кольца "Краковской", банка икры заморской кабачковой, буханка хлеба, несколько луковиц и пачка печенья — заварку и кипяток внес, как лепту, сержант.
