22. Сколько раз говорится: если бы сделали так или не сделали этак, то произошло бы то или другое! Если бы была возможность проверить эти мнения на деле, люди узнали бы, насколько они ложны.
23. Будущее так обманчиво и подвержено таким случайностям, что даже мудрецы часто судят о нем ошибочно; если бы записать их суждения, в особенности о подробностях, ибо общие черты событий чаще угадываются, то окажется, что разница между мудрецами и людьми, считающимися не столь мудрыми, очень мала. Поэтому упускать благо, которое у тебя в руках, из страха перед будущими бедами – это большей частью безумие, исключая случаи, когда беда неминуема, или близка, или слишком превышает благо, иначе ты очень часто теряешь благо из опасения, которое потом оказывается пустым.
24. Нет ничего более преходящего, чем память о благодеяниях со стороны того, кому ты их оказывал; поэтому больше рассчитывай на людей, которые не предадут тебя в силу собственных обстоятельств, чем на людей, которым ты сделал добро, – ведь последние часто либо забывают об оказанных им благодеяниях, либо невысоко их ценят, либо считают, что их оказывали по обязанности.
25. Остерегайтесь делать людям приятное, если для этого нужно в равной мере причинить неприятное другим, ведь обиженные не забывают обиду, напротив, они ее преувеличивают, а облагодетельствованный либо забудет о благодеянии, либо сочтет, что его облагодетельствовали меньше, чем на самом деле, и тогда скорее всего благодетель потеряет гораздо больше, чем приобретет.
26. Людям должно быть гораздо дороже дело как оно есть, его суть, нежели внешние формы, тем не менее трудно поверить, насколько прельщают человека любезное обхождение или слова благодарности; это происходит потому, что все считают себя достойными великого уважения и негодуют, если сочтут, что ты уважил их не в той мере, в какой они, по убеждению своему, заслуживают.
27. Обезопасить себя по-настоящему от человека, в котором ты сомневаешься, можно, лишь так устроив дела, чтобы он не мог тебе повредить, даже если бы захотел; обманчива безопасность, которая зиждется на воле и порядочности другого, и это свидетельствует о том, как мало доброты и верности в людях.
28. Не знаю, кому больше, чем мне, неприятны честолюбие, жадность и изнеженность духовенства – и потому, что пороки эти отвратительны сами по себе, и потому, что все они, по отдельности и вместе, мало подходят людям, жизнь которых, по словам их, отдана Богу, и, наконец, потому, что пороки эти противоположны, так что совмещаться могут разве лишь в весьма странном субъекте. Тем не менее высокое положение, которое я занимал при нескольких папах, заставляло меня любить их величие в силу моих собственных обстоятельств. Не будь у меня такого отношения к их величию, я бы возлюбил Мартина Лютера
