Он врал. Лес и не думал расступаться. Напротив, стал вдруг еще темнее да гуще. А тишина опустилась такая страшная, что захотелось ему и вовсе оглохнуть, только бы ее проклятую не слушать. Тишину, стало быть, а не хозяйку. Страх прицепился репьем придорожным, не стряхнуть его, не оторвать от себя. Никак леший безобразничает? Слыхивал Яшка от других мужиков, мол, бывает так – не взлюбит тебя вдруг царь лесной и, как ни старайся, ужо не выберешься. Станешь служить ему до конца веку вороном, а то и пнем трухлявым.
Яшка перекрестился торопливо, молитовку зашептал. Наталья Николаевна к тому моменту вся на крик изошлась, примолкла. Вовсе чувств лишилась или попустило вдруг, все одно – облегчение. А средь деревьев мелькнул невзначай огонек. Мелькнул и снова потух. Точно манил его, Яшку, кто-то. Тут уж тот страх, что раньше был, плясками масленичными показался – чучело соломенное только с виду страшное, внутри пустое. Да и сожгут его в конце, всякому известно. А вот кто там в темноте огоньками светит, поди еще разбери. Станет ли добрый человек в сумерках по лесу шастать? – да не в жизнь! Чего бы ему тут делать, ежели только не разбойник али еще какой супостат?
Затрясло Яшку как от сквозняка, а руки будто и не его стали: правят кобылку прямиком на огонек. Язык так и присох к нёбу, не пошевелить им, не сплюнуть – морок окаянный. Ели как живые расступаться начали, со скрипами да стонами; бричка же точно на воду встала, таким мягким вдруг сделался ход.
Огонек разгорался все ярче, пока не показался из-за стволов вековых костерок, возле которого сидел могучий мужик да палкой угли ворошил. Угли шипели, потрескивали, выпуская к небу столп алых искр. Огонь, точно послушный велению мужика, то вспыхивал, то вдруг к земле ластился, к сапогам подбирался, будто лизнуть хотел.
– Вот ведь чертовщина! – оттаявшим языком выдал Яшка.
Мужик оглянулся, словно не слышал, что бричка к нему все это время катилась, лошадка под его тяжелым взглядом замерла каменным изваянием, всхрапнув напоследок.
– Черта без лишней надобности не поминай, – заговорил мужик хриплым голосом, – появится, сам не рад будешь.
Заросший по самые глаза седою густою бородой, мужик смотрел на Яшку раскосыми глазами-щелочками, в которых пламя от костра отражалось, вспыхивало и плясало словно живое. Яшка грешным делом решил – сам Леший перед ним явился, даже шапку с маковки стянул, приветствуя царя леса. А тот вдруг голову запрокинул, рассмеялся, за живот держась. Потом махнул на Яшку рукой и к бричке двинулся.
