Луников улыбнулся.
- Да вот мы тут с картой подзадержались. Долго вы там, лейтенант? Вас давно уже немцы окружили, и разведчики с вами пропали, и я влип.
Воронин раскрыл глаза.
- Слева балочка есть удобная, а куда она выводит, хоть убей, не вспомню, - сказал он, сердясь на себя. - Придется обратно в карту лезть, товарищ майор…
- Что ж, лезьте, - вздохнул Луников. - Только в последний раз. Коли и потом не доложите, оставлю на катере.
Воронин поспешно зашуршал картой, и по тому, с какой яростью накинулся он на злополучную балку, Решетников понял, что угроза майора не была шуточной, и это тоже ему понравилось. Он с гордостью подумал, что, спроси его самого, как подходить к бухте Непонятной, никому не пришлось бы дожидаться, пока он сбегает в рубку за картой, и с насмешливым сожалением покосился на Воронина, который снова откинулся на диване, закрыл глаза и зашептал что-то про себя, будто повторяя урок.
В кают-компанию вошел главный старшина Быков, стеснительно держа за спиной трижды вымытые руки, на которых все же остались черные и желтые пятна - неистребимые следы вечной возни с моторами.
- В цейтнот попали, лейтенант, посудой уже гремят, - сказал Луников, убирая коробку с табаком. - Вот мы с хозяевами сейчас ваши сто грамм разопьем, чтобы у вас голова свежее была!
Он снял каску и рассмеялся, и в этом смехе Решетникову снова показалось что-то необыкновенно привлекательное. Теперь майор уже окончательно его покорил.
Решетников был еще в том возрасте, когда человек бессознательно ищет среди встречающихся ему людей того, кому хочется подражать, - вернее, того, кто своим примером может показать, как обращаться с людьми, любить их или ненавидеть, командовать, драться с врагом, - словом, научить как вести себя в той непонятной еще, сложной и полной всяких неожиданностей жизни, которая открывает перед молодым человеком свой таинственный простор. Он сменил уже несколько таких образцов, увлекаясь ими при первом знакомстве и разочаровываясь при ближайшем, но каждый из них оставил в его характере свой след - в жестах, в манере говорить, в понимании людей. И сейчас ему стало жаль, что Луников мелькнет в его жизни одной вот этой встречей; очень захотелось быть с ним в одном отряде или на одном корабле, и он всем сердцем понял, почему с таким восторгом отзывались о майоре те, кто его знал.
Решетников тоже рассмеялся:
- Не пьем, товарищ майор! Такая у нас катерная служба: бережем на случай купанья или на шторм. Но для гостей… - Он приоткрыл дверь в коридорчик, где и в самом деле кто-то гремел посудой, и крикнул: - Товарищ Жадан, гостям по сто грамм!
