Старуха, вероятно, почувствовала мой взгляд. Она обернулась, и я смог увидеть ее глаза. Это были большие, серые, сильно выцветшие глаза. В них тоже царили уверенность и спокойствие.
— Похоже, она нисколько не переживает, — заметил я.
53
— Можно представить, сколько ей стоит такая выдержка! — ответила моя собеседница.
— Скажите, его так с самого начала и не было? — вернулся я к тому, что занимало меня больше всего.
— Как же, покажут они его... Он бы им всё сказал!
— Вы что же — не верите, что он сумасшедший?
— То всё был нормальный, а как судить, так сумасшедший!
Симпатии моей собеседницы были всецело на стороне подсудимого.
— Вы, вероятно, его хорошо знали? — спросил я.
— Нет, я его не встречала, только на лекции видела. Он выступал в нашем КБ. Знаете, какой это человек? Необыкновенный! Не такой как все. Убеждённый! За это и пострадал.
— Постойте, ведь его судят за убийство. Причём же здесь убеждения? Я что-то не понимаю...
— Что же тут непонятного, — удивилась собеседница. — Так они умеют расправляться, когда хотят мстить. Убили жену и ему же подсунули. А чтобы правда не обнаружилась, объявили сумасшедшим — вот и концы в воду! Да ещё свидетелей подобрали... Разве это свидетели? Это же оболтусы!
Я был ошеломлён и не мог продолжать разговор. Предполагаемая невменяемость Емельяно-ва как-то объясняла его отсутствие на суде, но то, что говорила молодая женщина, подлинно была кафкиана, а попросту говоря — шизофренический бред.
Я опять стал озираться по сторонам и вновь наткнулся на взгляд человека в дымчатых очках. И вдруг я понял, что меня больше всего в нём поразило и почему он сидит такой настороженный, ощетиненный, как бы на что-то решившийся и к чему-то приготовленный. Это была ощетинен-ность явного шизофреника, преследуемого маниакальными видениями. Да и весь воздух в зале был словно насыщен особыми испарениями, заражающими тем же шизофреническим бредом даже тех, кто по природе своей вполне нормален, но не защищён от пагубного действия этих паров стойким иммунитетом.
Собственно, с самого начала, когда ещё стоял за дверями, я ощущал что-то нездоровое в атмосфере зала, и только потому, что был слишком поглощён стремлением поскорее проникнуть
54
внутрь, не обратил на это должного внимания.
Я снова посмотрел на мать Емельянова. Её тронула за рукав соседка, что-то шепнула ей, и старуха вся вдруг встрепенулась, заёрзала, руки её нервно задвигались, она открыла сумочку, достала тоненькую шариковую авторучку ценою в 35 копеек, протянула соседке и пристально смотрела, пока та что-то записывала. Видно, её очень беспокоила судьба авторучки. Только после того, как её ей вернули, она опять успокоилась. Мне вдруг стала понятна причина её сверхъесте-ственного спокойствия: в такой атмосфере она чувствовала себя как дома.
