После освобождения Караев некоторое время жил рядом с Махалиным и пытался вовлечь юного приятеля в деятельность какой-то революционной организации, то ли эсеровской, то ли анархистской. Но вскоре ему предписали покинуть Киев, что он и сделал во избежание нового ареста.
Махалин решил, что ему нужен именно такой помощник. Получив его письмо, Караев, без лишних вопросов, отправился в Киев. Однако когда Махалин изложил ему суть дела, он вспылил и даже выхватил браунинг. В революционной среде еще раньше был пущен слух (возможно, с подачи охранки), что Караев занимается провокацией. И он решил, что, предлагая ему заняться полицейским расследованием, Махалин либо считает его провокатором, либо проверяет его по заданию товарищей, что не менее оскорбительно.
С большим трудом Махалину удалось остудить раскипятившегося приятеля и объяснить, что поиск истинных убийц Ющинского ведется не по заданию охранки, а именно для того, чтобы сорвать ее замыслы.
В тюрьме в то время сидел матёрый бандит Фетисов. Махалин и Караев узнали, что он приходится дальним родственником Вере Чеберяк и ее брату Петру Сингаевскому. На этом, а так
30
же на авторитете Караева среди уголовников был построен их план.
Караев встретился с Сингаевским и сообщил ему, будто Фетисов просил передать "своим", чтобы они устроили ему побег. Сингаевского эта новость заинтересовала. За первой встречейпоследовали другие. Караев предложил новому приятелю участвовать в якобы затеянном им крупном вооруженном ограблении, которое сулило большие барыши. При этом он взял слово с Сингаевского, что ни в каких других делах он временно участвовать не будет. Этим Караев хотел обезопасить себя и Махалина от случайного провала их замысла в случае, если бы Сингаевский попался на какой-нибудь мелкой краже. Видя, что вошел в доверие к преступнику, Караев сообщил ему, что случайно в жандармском управлении слышал разговор о том, будто выписан ордер на арест Сингаевского по делу Ющинского. Тот не на шутку встревожился, стал говорить о том, что надо непременно выкрасть дело из жандармского управления, и в завязавшемся откровен-ном разговоре не только признался в убийстве, но и рассказал подробно, как было дело. На вопрос о том, почему все было сделано так неумело и зачем труп был изуродован, Сингаевский со злостью ответил:
— Это придумала министерская голова Рудзинского.
Разговор происходил в гостиничном номере Караева. По предварительной договоренности, к нему как бы случайно зашел Махалин. Сингаевский, естественно, замолчал, но Караев заверил, что это свой, и предложил повторить рассказ.
