Человек за столом нервничал, ерзал, все поглядывал, отводя глаза от голубой бумажки, в окно, где, держа в одной руке удочку, нетерпеливо сигналил, сидя в машине, его приятель.
— Дрянь! — сердито сказал человек и сделал шаг; черные, хорошо начищенные сапоги блестели. — Знаете, куда вы эту бумажку можете сунуть?
Сын, хоть и не очень-то большой, разинул было рот, но вдруг забыл нужное слово и жалобно уставился на дядю, который должен был его выручить. Но дядя был кротким человеком. Много лет он прослужил у клайпедского немца (фамилия этого немца была, кажется, Шикиданс) — скупал вместе с ним в окрестных селах лошадей и потом гнал их в Латвию или еще куда-то; дядя привык повиноваться Шикидансу, вот и теперь кивками подтвердил, что бумага и впрямь не ахти что, теперь и он, дядя, это видит, — нужна бумага получше.
— Хорошо, товарищ… — дядя собирался добавить еще какое-то слово, но не добавил, только, прищурясь, поглядел на человека за столом. — Хорошо… Будем искать другую, только извольте сказать, где нам эту справку получить?
Сын бросился к столу, подскочил — неожиданно и нагло, потому что человек сделал шаг назад, поднимая руку, словно защищался от удара.
— Отцу совсем худо… Плохо, плохо… — добавил по-русски. — Или вы думаете, что мы с дядей выдумываем, что сами эту бумагу написали? Печать, видите, есть, подпись — тоже! Не выдадут же здоровому человеку…
Человек, может, не все понял, хотел было обратиться к оторопевшему, растерянному дяде, чтоб тот перевел, о чем говорит мальчик, но дяде уже почудилось, что Шикиданс огрел плеткой лошадь, и теперь надо держать поводья изо всех сил. Дядя уже стал как бы сообщником этого человека за столом. Рассердившись, посмотрел он на племянника, потом на человека, покачал головой, намекая, что ребенок — всего лишь ребенок, не все он разумеет.
— Ладно, ладно, все обойдется, завтра привезите с собой отца в районную амбулаторию, пускай все врачи проверят, составят бумагу, подпишутся, поставят круглую печать — у фельдшера только треугольная. Получите справку по всем правилам, и тогда попробуем дать телеграмму.
Вот чем кончилась вчера их поездка. Выйдя из кабинета, оба молчали, дядя попытался было разрядить не совсем хорошую обстановку, но мальчик с ним попрощался, не поехал даже на грузовике, топал пешком пятнадцать километров, жалко было денег, этому гаду, сельскому коновалу, сунул целый червонец, чтоб только написал, чтоб не пришлось возить отца в райцентр, ведь все время его лечил, знает, какое у отца здоровье. Написал!.. Будто не знал, что с такой бумажкой в районе шиш возьмешь, что их такой бумажкой не разжалобишь? Знал! Да чтоб он сгорел!..
