— Ты же знаешь, до зимы я машину под окнами держу, — уже спокойнее ответил Семен.
— Заводи машину, я бегу к тебе! Все остальное потом!
Мое напряжение передалось Снегиреву, и он ответил:
— Я уже вышел!
Позвонив в райотдел, я попросил дежурного срочно направить передвижную милицейскую группу по указанному мной адресу, кубарем скатился по лестнице, не дожидаясь лифта, выскочил из подъезда и побежал по направлению к дому Семена. Свет фар ослепил меня. Взвизгнули тормоза, распахнулась дверца.
— Куда?! — бросил Снегирев.
Упав на сиденье, я назвал адрес. «Запорожец» рванулся в темноту.
— К Мишину, что ли? — спросил Семен, проскакивая на красный свет. — Так я завтра к нему собирался.
Я молча кивнул. Сейчас не хотелось ни о чем говорить. Машина вырулила к дому номер пять. В первом подъезде света не было. Я бросился из «Запорожца», успев крикнуть Снегиреву:
— Будь осторожнее!
Рванулся в подъезд. Семен за мной. Хорошо, что выключатель оказался слева, я стал искать его именно там. Ярко вспыхнула лампа. На площадке первого этажа…
Но в этот момент я увидел холодные злые глаза и светлую полоску лезвия.
— Руки к стене! Не двигаться! Буду стрелять! — заорал над самым моим ухом Семен, еще утром сдавший пистолет.
Я кинулся к Семушкину и выбил нож.
Рядом стоял побелевший, с затравленными глазами Митя Мишин.
Раздалось завывание милицейской сирены, и в подъезд ворвались два молоденьких белобрысых сержанта. Я показал глазами на отскочившего к стене Семушкина, и они, быстро подхватив его под руки, вывели из подъезда.
— В отдел его, мы будем позже, — кинул я вслед.
22 часа 33 минуты
На город спускалась ночь. Изредка хлопали двери подъездов. Последние прохожие возвращались домой. Город погружался в сон. Мы молча стояли на крыльце и курили.
— Николай, объясни, как это тебе пришло в голову? — затушив сигарету, спросил Семен.
Я не знал, что ответить, как объяснить то внезапное внутреннее озарение, когда напряженная работа мозга, неоднократное сопоставление фактов приводит к единственно верному решению? Скорее всего, это и называется интуицией. Я знал одно — последним толчком послужил звонок Семена. Фамилия Семушкин заставила меня вспомнить и «С» на записке, и этикетку «Монтана», и то, что джинсами спекулировали и убитый Никольский, и Мишин. Я представил себе следующий ход «С». Я мог ошибиться и вызвать насмешки со стороны Снегирева, но я не имел права отбросить возникшую догадку, не проверив ее, так как мое бездействие могло стоить человеку жизни. Вот тогда-то я и бросился звонить… Но сейчас, сразу после случившегося, я не мог внятно растолковать это, и не нашел ничего лучшего, как отделаться весьма непритязательной шуткой.
