Прикатил на своей таратайке Муни. Привез только хлеба и простоквашу, за колбасой была очередь, пока подошел — колбаса кончилась. Христофор Михалушев завернул хлеб и банки с простоквашей в газету, от мух, и пригласил Муни посидеть с ними. Муни двинулся к дому, провожаемый подпрыгивающей тенью, сел на стул и сказал, что писем от Маккавея еще нет.
Он бы, наверно, посидел подольше, если б Христофор не сказал ему, что у него гость, приехавший из-за океана. Муни увидел в окно его одежду, на спинке стула висел синий костюм элегантного покроя, а сверху широкий галстук, — и так как из-за своего недуга он стеснялся незнакомых людей, то не стал ждать, пока канадец вернется с реки, хоть и любопытно было поглядеть на человека, приехавшего из такой дали, поговорить с ним… Муни сказал учителю, что ему надо съездить в Чипровцы, починить телевизор одному технику с рудника, и, опираясь на обмотанные бинтами дуги костылей, двинулся к машине.
Христофор Михалушев знал, что поездка в Чипровцы лишь предлог, но не обиделся — он понимал, что друг Маккавея таким образом спасается от тягостного чувства собственной неполноценности.
Муни уехал. Учитель пошел к реке.
Широко расставив ноги и шатаясь, потому что ступни соскальзывали с мокрых камней, гость забрасывал сеть не как новичок, а размеренно, ловко, и от этого все его тело приходило в движение, которое передавалось сети. Она взлетала с тонким свистом, какой рождается от крыльев вспугнутой птицы, распрямлялась в небе — позолоченная солнцем, гибкая и плавно опускалась на свою тень посреди реки…
Христофор Михалушев обвел взглядом отмели и, нигде не приметив Лесного Царя, успокоенно продолжал наблюдать за тем, как старый огородник из Ванкувера выбирает сеть, как бросает ее на песок и не торопится вынимать из нее рыбешек, а смотрит, как они прыгают на песке…
Таксист подъехал в условленный час, но его снова послали в город за вином.
Когда солнце уже садилось, он появился снова, привез дюжину бутылок. Получил полагающееся вознаграждение (не глядя сунул купюру в карман), поблагодарил с улыбкой, какой, вероятно, удостаивал своих пассажиров не всегда, и пыльная машина покатила назад, к шоссе. Подскакивая на ухабах разбитой дороги, таксист оглянулся и еще раз кивнул стоявшему у порога высокому человеку с бритой, розовой от закатных лучей головой.
Этот человек дождется такси завтра вечером, вернется в город и двинется дальше по неведомым своим дорогам…
